Черные сказки

Августовский день был удушливым. Само лето в этом году выдалось не в меру жгучим. Оно иссушило и мумифицировало растительность, это тропическое лето в Радивах. Несколько недель горели леса. Горячий ветер переносил с места на место пыль увядших цветов. Одной лишь васнянке все нипочем – трава эта, усыпанная мелкими пестрыми розочками, цвела так пышно, будто питалась силами погибающих сородичей.

Под Юрой была нагретая земля, а рядом – Настино разгоряченное тело, он чувствовал его пыл, отчего сердце замирало. Прежде с ним такого не случалось, однако с приближением четырнадцатого дня рождения влечение к девочке усиливалось. Тишка вроде бы ничего подобного не ощущал.

– Через два дня вам обоим по четырнадцать стукнет, – понизив голос, сказала Настя. – И вы узнаете, что там внутри. А вот я никогда туда не попаду.

В самом деле, женщины Радив по какой-то причине Дом Блага не посещали. Юра как-то интересовался у отца почему, но тот отмахнулся: мол, зачем тебе знать?

Пока Настя говорила, он не сводил взгляда с ее губ цвета вызревающей малины. В уголок рта попал волос, который можно было бы убрать… своими губами, например.

– Мы тебе расскажем, – откликнулся Тишка.

Его лицо – точная копия Юриного: такие же ямочки на щеках, тот же нос с горбинкой, серо-зеленые глаза. И роста мальчики были одинакового. Немногие в Радивах могли их различить, но Настя умела, так как знала, что отличаются они отнюдь не внешностью.

Дом Блага хранил безмолвие. По виду он представлял собой крепко скроенное деревянное здание с размещенной наверху прямоугольной звонницей, обгаженной птицами. Колокол звучал на Юриной памяти лишь однажды – в день Явления, оповещая Радивы о приходе моровой избы. Но это было десять лет назад, и мальчик мало что помнил из того дня. Только крики людей, Тишкин плач и ужас на лице отца, произнесшего: «Спаси нас, Васняна. Оно идет».

– Где будете встречать Явление? – Настя повернулась к Юре и заглянула ему в лицо синими глазами, похожими на два пруда, отражающих небо. Какое же поэтическое красноречие вызывала она у него!

– В подвале, наверное, – сказал он, потупив взор и чувствуя, как краснеют щеки.

На Настином лице мелькнуло недоумение: то ли она разочаровалась ответом, то ли заметила краску, залившую лицо друга. Она сказала:

– Как скучно.

Так сложилось, что время перед днем рождения близнецов совпало с томительным ожиданием Явления. Этим словом обозначали чудотворное событие, вызывавшее восторг и пугавшее одновременно. Диво, в которое невозможно поверить, пока не увидишь собственными глазами.

Раз в десятилетие в Радивы приходила древняя изба. Шаг за шагом ступала она по главной улице на курьих ножках, кряхтя, словно старуха, еле вставшая с кровати, и скрывалась из виду. Никто не мог с уверенностью сказать, что это – божественное провидение или проделки темных сил.

– Я бы хотела на нее взглянуть.

– Это же опасно! – переполошился Юра.

По слухам, избу населяли старые духи, которые могли схватить любого, кто оказывался на пути. Взгляд глаз-окон нес мор, поэтому ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы изба повернулась в твою сторону. Листья и ветви, выпавшие на дорогу, сжигали, а саму дорогу окуривали дымом. Одни говорили, что в избе похоронена Васняна, потому и звали ее моровой, а другие отвечали, что это чушь собачья. Но все сходились во мнении, что изба приоткрывает дверь в мир мертвых.

Изба никогда не останавливалась. Она проходила по деревне, спускалась в лощину и терялась среди деревьев. Мирон рассказывал, что та миновала леса и степи, болота и топи, двигалась вдоль рек и озер, пока, наконец, сделав круг, не возвращалась к деревне. Весь путь составлял ровно десять лет. Встреча с ней наградила его хромотой до конца дней.

Настя мечтательно произнесла:

– Вот бы попасть внутрь…

– С ума сошла? – Тишка покрутил пальцем у виска. – Сразу умрешь.

Глаза ее вдруг сверкнули, точно в них поселились молнии. Это завораживало.

– Лучше умереть, чем жить с этой ведьмой!

Настина мать покинула мир, давая ей жизнь, поэтому девочка жила у тетки, которая порола ее по любому поводу.

– Не говори так, – прошептал Юра.

Внезапно распахнулась задняя дверь Дома Блага, и ребята, как по команде, пригнулись к земле. Из благочестивой тьмы, хромая на одну ногу, вышел Мирон – дебелый мужчина средних лет, которого невозможно спутать с кем-либо.

Мирон не был священником, но носил длинную черную рясу. Едва завидев его шагающим по улице, васнянцы кричали приветствия. Он – не глава деревни, но уважаем каждым ее жителем. Голосу его доверяли, на мнение полагались, а совета ждали, как манны небесной. Ведал он то, что не всем известно.

В обеих руках Мирон нес мешки, в которые засунули нечто такое, что оставило бурые потеки. Ноша, видать, была нелегкой: мужчина весь аж сгорбился от тяжести. Он бросил мешки у низенького забора и вернулся в храм.

– За мной! – скомандовал Юра и кинулся вперед, не дав никому опомниться.

– Юрка, стой! – Брат, как всегда, опасался беды.