Даже сейчас, в это хмурое январское утро, сидя в самом что ни на есть тоскливом настроении в холодной и узкой кабине машины-рекордсмена на шоссе Франкфурт—Дармштадт, Бернд счастливо улыбнулся. И вовсе не потому, что это была его первая победа в Гран-при. Просто в последнее воскресенье сентября два с небольшим года назад он встретил женщину, которая стала счастьем его жизни.
Он увидел Элли на награждении. И через пятнадцать секунд сказал себе: «Я женюсь на ней. Женюсь, во что бы то ни стало». Знаменитая на всю Германию летчица Элли Байнхорн специально приехала в Чехословакию, чтобы увидеть своими глазами победу Ганса Штука. Но австрийский ас вообще не вышел на старт, а выиграл какой-то мальчишка, который во время банкета весь вечер канючил у нее фотографию на память («Ну, пожалуйста! Ну, пожалуйста, Элли!»), а потом выпил стакан лимонаду и ушел бай-бай ровно в одиннадцать.
Она тогда отговорилась тем, что не кинозвезда и не возит с собой свои снимки. Они у нее, дескать, дома в Берлине. И едва вернувшись в свою квартиру, обнаружила у дверей... своего нового ухажера: «Ну, пожалуйста, Элли, только одну фотографию...» «Послушайте, юноша, — резко ответила Элли (она была на два с половиной года старше Роземайера), — меня же примут за воспитательницу детского сада!»
«Только что килькой не обозвала», — подумал он в который раз, счастливо улыбаясь. Она просто не имела представления, с кем связалась. Этот мальчишка не ведал ни страха, ни сомнений. И обладал потрясающим обаянием — искренности, молодости, простоты. К тому же она довольно скоро поняла то, что Берни стало ясно в первые пятнадцать секунд знакомства — они просто созданы друг для друга. В них обоих жил озорной бунтарский дух. Глаза их зажигались совершенно одинаковыми веселыми искрами, когда они сталкивались с очередной официальной глупостью. Оба обладали чувством юмора, оба были общительны, оба остро переживали несправедливость и терпеть не могли обмана и фальши. К примеру, вопреки идиотскому запрету нацистов, они с удовольствием целовались на публике. А как веселились болельщики на церемонии награждения прошлым летом на «Нюрбургринге»! Адольф Хюнляйн вручил победителю — Караччиоле кубок со статуэткой богини скорости и только отвернулся, как бронзовый призер Роземайер засунул в губы богине дымящуюся сигарету. Какое дурацкое выражение лица было у корпсфюрера, когда он обернулся, услышав хохот публики! Наконец, оба были бесстрашными спортсменами — только Бернд сражался с соперниками и с трассой за рулем четырехсотсильного гоночного автомобиля, а Элли бросала вызов небу, устанавливая рекорды дальности и высоты за штурвалом «Мессершмитта-Me108-Тайфун». И оба, словно в пику суеверным итальянским гонщикам и пилотам, считали себя законченными фаталистами — их любимым числом была «чертова дюжина», 13.
Следующий сезон стал бенефисом Роземайера. Словно обретя, наконец, свою счастливую звезду, в тридцать шестом году он выиграл Гран-при Германии, Швейцарии, Италии, победил в гонке «Эйфельреннен» на любимом «Нюрбургринге».
Давно забылись четыре досадные неудачи на старте сезона — авария в Монако, где единственным трофеем стала каменная цветочная ваза, что выломал из стены его «Ауто-Унион», пожары на Больших призах Триполи и Туниса, еще одна авария в Испании, на тренировке Гран-при Пенья-Рин, где он повредил колено и нос и где в гонке прохудился бензобак. Зажили кровавые мозоли, полученные на дьявольски скользкой и узкой трассе в городском саду Будапешта — на финише его вынимали из кабины механики, сам он не мог опереться о борта кузова стертыми до мяса руками.
А в памяти остался лишь один большой праздник. В тридцать шестом ему удавалось все, казалось, он жил в самом центре бесконечной фиесты, и все, к чему прикасалась его рука, все, на чем останавливался взгляд, становилось чудесным, красивым, счастливым.
Пятого июля Бернд решил тряхнуть стариной и вышел на старт мотоциклетного Гран-при в Хохенштайне. Через восемь дней они с Элли поженились. И еще через две недели Роземайер выиграл на «Нюрбургринге» Большой приз Германии, на четыре минуты обойдя ближайшего из конкурентов.
Один-единственный день в том счастливом сезоне ему совсем вспоминать не хотелось. Второго августа он вышел на старт Кубка Чано. И в этот же день Элли на своем «Мессершмитте» отправилась устанавливать рекорд — через три континента за один день. Бернд так нервничал, что никак не мог сосредоточиться, прошел всего шесть кругов и вернулся в боксы, чтобы отдать свою машину Штуку — дальше ехать он не мог. А вечером отправил телеграмму жене: «Поздравляю. Но ты никогда больше не должна меня покидать».