Читаем Черные сказки железного века полностью

И еще вот что. Я очень боялся, что не смогу соответствовать. Приводил к нашему менеджеру Тавони своих земляков — Герни, Гинтера — и говорил, какие это замечательные пилоты, как они будут полезны «Феррари». А сам...

В первый раз мне предложили сесть за руль машины «Формулы-1» еще за неделю до победы в Швеции. Но ведь в начале августа пятьдесят шестого я даже «неким Хиллом» еще не стал. Пошел посоветоваться с одним из небожителей, с Хоторном, и Майкл сказал мне, что дебютировать на «Нюрбургском кольце» он бы и врагу не пожелал — уж больно опасная трасса. И я послушал, отказался. Зря, наверное. Может быть, уже тогда Феррари затаил на меня обиду: он всегда питал слабость к бесшабашно смелым парням, и мой отказ мог показаться Старому хозяину проявлением трусости.

Как бы то ни было, в следующий раз Коммендаторе — это еще одно почетное прозвище, типично итальянское, нечто среднее между Командиром, Главнокомандующим и Господом Богом — решился доверить мне одну из своих драгоценных «белла маккина» только через год, в тренировке Большого приза Франции в Руане. Но на четыре боевых автомобиля в команде имелись не меньше пяти претендентов... У меня были слишком сильные конкуренты — Муссо, Хоторн, Коллинз и Тринтиньян.

«1000 километров Нюрбургринга» 1964 года. Фил Хилл на «Форде-GT40» (№140) обходит «Кобру» (№99). Американец стартовал вторым, но до финиша не добрался — на 15-м круге сломалась подвеска.


А через неделю в Реймсе, где мы с Вольфгангом Зиделем приехали вторыми на спортивном «Ферраpи-250GT», в утренней гонке «Формулы-2» погиб Херберт Макей-Фрейзер. Я хорошо знал Херби еще по Лос-Анджелесу, он был моим ровесником, на два месяца всего моложе, из богатой семьи с Восточного побережья — родители чуть не отказались от парня, когда он начал гоняться. Талантливый и смелый пилот. Слишком смелый. Херберта так увлекли автогонки, что он не желал слушать никаких советов, ничьих предостережений. Но для того чтобы победить, во-первых, нужно остаться в живых.

Мы тогда каждое воскресенье как на войне из окопов под пулеметы ходили. Бывало такое, что до конца сезона не доживала треть парней из тех, с кем выходили на первый старт в январе. Четырнадцатого марта на испытаниях новой машины в Модене разбился Кастеллотти. Через два месяца за 130 километров до финиша тысячемильной «Милле Милья» погиб Альфонсо де Портаго — под обломками «Феррари» остались его штурман Нельсон и девять зрителей. Потом мой друг Херберт. В июле следующего, пятьдесят восьмого, пришла очередь Муссо — практически на моих глазах «Феррари» на скорости в двести сорок вылетела в кювет и закувыркалась, разбрызгивая по земле колеса. Луиджи умер в больнице, когда мы все, оставшиеся в живых, еще неслись к финишу. Через месяц на «Нюрбургринге» несчастного Коллинза выбросило из машины и со страшной силой швырнуло об дерево, что росло у обочины. Хоторн потом принес в боксы расколовшийся шлем Питера и показал нам. Мы тогда надевали пробковые каски игроков в поло, такие не то что в автомобильных авариях не спасали, «подмышкового теста» пройти не могли: это когда зажимаешь шлем вот таким манером под мышкой и давишь. Лопались! Через три месяца погиб и сам Хоторн, чуть раньше, в октябре сгорел в своем «Вэнуолле» Луис-Эванс.

Это было ужасно. Во время Гран-при Монако я жил на яхте Коллинза. Пит только что женился — на американке, Луизе Кинг. И я твердо себе обещал не заводить семью до тех пор, пока не закончу гоняться. Только перед каждым новым стартом, стоило закрыть глаза, словно адское табло с горящими «мене, текел, фарес» зажигались слова: «Почему не ты?» У нас не было ремней безопасности и несгораемых комбинезонов, единственной моей защитой от смерти оставалась собственная осторожность.

При подготовке к старту «24 часов Ле-Мана» 1964 года Фил Хилл (слева) обсуждает управляемость «Фopдa-GT40» с Брюсом Мак-Лареном.


В моей машине в каждую следующую секунду могла сломаться любая из сотен деталей, и я прислушивался к тому, как дышит автомобиль, в тысячу раз внимательнее, чем будущая мать прислушивается к тому, как начинает толкаться ее малыш. Я старался просчитывать на сотни метров вперед действия соперников и тщательно взвешивал свои атаки...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное