Он не оставлял меня одну. Он заставил всю команду своих разведчиков работать над моей проблемой, над проблемой Мириам, его жены — за исключением некоторых, которые искали Даледжема, нашего пропавшего видящего, и Ника, пропавшего новорождённого вампира Брика и моего бывшего лучшего друга.
Блэк поручил каждому из своих видящих с высоким рангом — даже тех, которые не были разведчиками, походили на монахов и жили среди гражданского населения — найти способ
Пока что они ничего не добились.
Сам Блэк почти не спал.
Я слышала, как он спорит с другими видящими.
Я слышала, как он орёт на них, угрожает, требует решений, идей, как можно начать тренировать меня, приказывает им выделить причастные структуры в моём свете, чтобы мы всей командой начали их изолировать, а также попытались влить больше моего бодрствующего сознания в эти части моего
Я слышала, как он по телефону орёт на Брика.
Я слышала, как он рявкает на короля вампиров.
— Нет, она
Блэк шагал к двери, слушая, что вампир говорит в ответ, а затем его голос раздался ещё более суровым рычанием.
— Ну какая ж бл*дь жалость, — перебил он, не давая вампиру договорить. — Эта сучка ждала десять лет, чтобы объявиться и наградить мою жену
Его тон сделался ещё резче.
— …
Он совсем вышел из комнаты прежде, чем я успела подслушать больше.
Я гадала, осознавал ли он вообще, что материл вампира на прекси, языке видящих.
Учитывая, как мало он спал за последнюю неделю, я в этом сомневалась.
В любом случае, он закрыл за собой дверь и закрыл свой свет, так что я понятия не имела, что он сказал Брику после этого, и объяснил ли он моё исчезновение той ночью в Оранжерее Цветов.
Я полагала, что он ничего не сказал вампиру — или сказал ровно столько, сколько мог, чтобы не разжечь интерес вампира ещё сильнее, или хуже того, не заставить его искать ответов у Чарльза.
Теперь Блэк всматривался в мои глаза с суровым выражением лица. Его лицо выглядело худее обычного. Он ощупал мои руки, прикоснулся к моему лицу с такой лёгкостью, от которой мне захотелось вцепиться в него хотя бы для того, чтобы заверить его — его руки не причинят мне боли, со мной всё хорошо.
Затем я услышала, как он резко втягивает воздух, и проследила за его взглядом до моей ноги.
На ней красовался какой-то ожог.
А ещё я осознала, что от меня пахло так, будто я свалилась в канализацию.
Я сморщила нос.
— Мне нужно в душ, — сказала я, поморщившись.
Его взгляд метнулся ко мне. Я увидела там ту беспомощность, проблеск паники и раздражения, а затем его лицо вновь скрылось за этой маской, за стоицизмом разведчика, который я потихоньку начинала узнавать.
Он ничего не сказал про ожог.
После того, как я приняла душ и закуталась в халат, в гостиную вошли медики. Это уже стало почти ритуалом.
Я больше не ходила к ним. Они приходили ко мне… если только им не нужно было запихать меня в машину, которую они не могли по приказу Блэка просто притащить в нашу квартиру.
Я смотрела, как они перевязывают след от укуса на моей руке и порез на ноге, которые зажили лишь наполовину. Исчезнув, я потеряла обе повязки, как и ту, что на плече, где у меня появилось какое-то проникающее ранение от другого исчезновения — второго или третьего после того раза, когда меня покусали.
Медики работали молча. Лурик, видящий с индийской внешностью и поразительными пурпурными глазами, действовал как их руководитель.
Они уже не задавали мне раз за разом те же вопросы.
Они несколько раз прочли мой свет, перевязали раны, и Лурик сказал мне зайти завтра на компьютерную томографию.
Он лишь один раз слегка улыбнулся, когда поздравлял меня с возвращением без опасных травм головы в этот раз… по крайней мере, без непосредственных признаков такой травмы.
После их ухода я смотрела, как мой муж пытается вести себя спокойно, а не так, как ощущал себя его свет, пребывающий в состоянии неугомонной тревоги, которую я невольно ощущала.
Он предложил принести нам завтрак, хотя на улице всё ещё было темно.