Черные списки судьбы

– Отвали, – сдавленно проговорила она, Витька вытянулся во весь рост, обхватил девушку за плечи, повернул к себе и буквально впился ей в губы, целовал взасос. Снизу заорали, засвистели, Настя выронила мобильник и почти потерялась в витькиных объятиях, задергалась, но без толку. Макс точно в тире встал на одно колено, прицелился и нажал на спуск. От выстрела заложило уши, завоняло едкой пороховой гарью. Пуля ударила по крыше бульдозера, срикошетила и отскочила куда-то, вторая попала в лобовое стекло. Бульдозер будто осадили, махина резко сдала назад, из кабины выскочил водила, ломанулся в кусты и пропал там. Черные тоже шарахнулись кто куда, бульдозер ревел, черный дым пачкал утреннее небо. Верзила пригнулся и крутил башкой по сторонам, Ахромкин шарахнулся, было, назад, но устоял, щурился на крышу. Раздался звонкий шлепок, Макс спрятал пистолет и оглянулся. Настя и Витька оба багровые, отпрянули друг от друга, на левой витькиной щеке виднелось белое большое пятно, оно краснело на глазах.

– Дебил, – девушка потянулась за мобильником, Витька показал Максу большой палец. Ахромкин улыбнулся точно на встрече с избирателями, его скуластая загорелая рожа аж лучилась радостью и добром.

– В людей уже стреляешь, сволочь? – Настя навела камеру на Ахромкина. Тот послал девушке воздушный поцелуй и уселся в кабину бульдозера, взялся за рычаги. Махина рыкнула и дернулась вперед. Черные вылезли кто откуда, окружили бульдозер и пошли чуть позади. Нож скреб по песку, лужа волновалась, плескала чуть ли не белыми барашками, забор дрожал, как и крыша козырька под ногами, наземь упало несколько кирпичей.

– Вот сволочь! – Насте оставался один шаг до бездны, Витька схватил ремень ее сумки и дернул на себя. Настя и ухом не повела, смотрела только на зеленую махину. Та взревела, окуталась дымом и ломанулась к забору, снесла его как игрушечный. Макс уже прицельно выстрелил в лобовое стекло справа от водителя, пошли трещины, но бульдозер пер дальше. Второй выстрел, третий, пехота чуть отстала, бульдозер вильнул, в один миг форсировал лужу и врезался в дом. Стены содрогнулись, козырек подпрыгнул так, что Макс едва не свалился за хлипкую ограду, удержался в последний момент. Витьку с Настей отбросило к окну, Макс кинулся туда, чтобы не выпустить девушку обратно, и замер на полдороге. Решил, что показалось, привстал, демаскируя себя, и глазам не поверил – лужа исчезла. Огромная, почти во весь фасад, глубокая, по щиколотку, она сгинула в один миг, провалилась или вознеслась фиг ее знает куда. Перед крыльцом остался грязный мокрый асфальт, что само по себе было уже чудом, из него торчали мокрые спины брусчатки, ну точно картошка на грядке. Ахромкин тоже удивился, приоткрыл дверцу и выглядывал наружу, представляя собой преотличную мишень. Макс боролся с искушением, сжимал под футболкой теплую рукоять «Макарова»: момент был лучше не придумаешь. Цель смотрит вниз, «пехота» по сторонам и тоже себе под ноги, а уцелевший от наезда забор аккуратно складывается будто в коробочку и пропадает из виду. Бульдозер мотнуло по сторонам, он закачался точно на волнах и вдруг уменьшился раза в два, сдулся, точно проткнули шарик резиновый. Ахромкин еще виднелся за потрескавшимся лобовым стеклом, только сидел депутат почти на полметра под землей и изумленно глядел перед собой. Забор валился, как домино, земля засасывала его в себя, секции тонули одна за другой, бульдозер ухнул еще ниже. Ахромкин зашевелился там, рыпнулся наружу и принялся биться о дверь, но та не поддавалась. Тогда он врезал локтем в лобовуху, та выгнулась, пошла трещинами, депутатская пехота качалась, еле держась на ногах, «паджеро» клюнул носом в землю и провалился по «дворники», передние колеса целиком ушли в траву. Витька и Настя держались друг за друга, смотрели то на Макса, то на потолок, и тут дом вздохнул и пополз вбок, потом наклонился вперед. Со всех сторон полетели кирпичи и штукатурка, дом дрожал, что-то гудело внутри стен, набирая обороты. Макс кинулся к окну, успел заметить напоследок, как земля у дома ломается точно шоколад, «плитки» летят в бездну, а та разевает рот шире и шире, в ней уже пропал и забор, и «паджеро», и даже вспаханный гусеницами пустырь. Из дыры хлестала вода вперемешку с песком, не желтым, а мерзко-бурого, точно кладбищенского, цвета. Козырек закачался и обломился, грохнулся вниз, Макс спрыгнул на площадку.

– Что это? – Настя озиралась по сторонам и сжимала в руках мобильник. С улицы послышался ахромкинский вопль, бульдозер, наоборот, заткнулся. Раздавались еще отдаленные голоса, но их заглушил истинно адский грохот: сверху валились здоровенные пласты штукатурки и кирпичи. На глазах просел потолок, из него вывалилась огромная мощная балка и грянулась о ступени, те разлетелись в осколки, в глаза сыпалась пыль и какая-то труха.