Черные тузы

«Сто лет не виделись, и вот теперь он, ведете ли, вспомнил, что есть отец, значит, припекло, – проворчал Вадим Сергеевич встал с кресла и принялся расхаживать по комнате. – Черт побери, как все это некстати». Сын сообщал, что отслужил в армии, уже тритий месяц как демобилизовался, вернулся в родной город, но нигде не может найти приличную работу. Буквально днями Виталий собирается приехать в Москву, попытать счастья здесь. Он надеется, что отец поможет ему с трудоустройством и вообще поддержит хотя бы на первых порах.

«Поддержать его надо, – бормотал Вадим Сергеевич, нарезая круги по комнате. – А меня кто-нибудь поддержал в его годы? Сам на ноги вставал, учился, работал. А этого поддерживать надо». И что значит поддерживать? Наверняка Виталий рассчитывает не только на помощь в трудоустройстве. Ясно, что жить в Москве ему негде. Значит, временно придется приютить сына у себя, придется потесниться. «Но я и так тесно живу, – вслух сказал Мосоловский. – Со стариком отцом занимаем три комнаты. Его комната, мой кабинет и гостиная – все. Интересно, где этого Виталика селить? На кухне ему раскладушку ставить?»

– С кем это ты разговариваешь? – в комнате появился отец Мосоловского Станислав Аркадьевич и, приняв форму вопросительного знака, застыл на месте.

– А, Виталик раз в десять лет письмо прислал, – отмахнулся Мосоловский младший.

– Это какай же Виталик?

– Да сын мой от первого брака. Вот какой.

– А-а-а, – отец расправил плечи, глубокомысленно потеребил седую бороденку. – Что пишет?

– В Москву собирается.

– Так пусть приезжает.

– А где он жить-то будет, может, в твоей комнате?

Отец не нашелся с ответом, только закашлялся и поплелся на кухню пить чай. А Мосоловский вспомнил занесенный снегом морозный Котлас. Он вспомнил первую жену Настю, с которой прожил в браке без малого три года и от которой ушел, когда Виталик уже делал по их комнатенке, по длинному коридору перенаселенной коммунальной квартиры первые шаги. Настя все плакала, все лила прозрачные слезы, день и ночь плакала, ей казалось, с уходом мужа кончается жизнь.

Мосоловский спустился на первый этаж, вытащил к такси две запечатанные коробки с книгами и ещё кое-какой мелочью, пару чемоданов с вещами. Настя, держа сына на руках, вышла следом, встала под козырьком парадного. Мосоловский уже сказал водителю ехать на вокзал, но вдруг выскочил из машины, вернулся, чтобы ещё раз взглянуть на сына. Кажется, тогда он попросил прощения у бывшей жены. Попросил прощения за все свои прошлые и будущие грехи. Последние слова почему-то казались очень важными. Или не просил он никакого прощения и слов никаких не говорил? Сейчас уж точно и не вспомнить. Впрочем, все это не важно.

Потом были в его жизни другие женщины, другие браки, другие города, была столица. А, много чего было. Но его, Мосоловского, упрекнуть не в чем, хотя бывшая жена и не подала на алименты, он, когда позволяли возможности, отправлял сыну деньги. Не много, но ведь, если разобраться, дело-то совсем не в деньгах. Спустить, без толку потратить можно любые суммы, дело в бережливости Насти, в её умении правильно спланировать бюджет своей неполной семьи. Впрочем, долго ли эта семья оставалась неполной? Настя устроилась на консервный завод, повторно вышла замуж, но не прожила со вторым мужем и года. Ее судьбой Мосоловский мало интересовался.

Настя приезжала в Москву, кажется, лет восемь или десять назад. Тогда Мосоловский в последний раз видел Виталика, худенького белобрысого мальчика. Отец отвез сына в Сокольники, прокатил на всех аттракционах, накормил шашлыком. Мальчик чуть не визжал от восторга, и все просился в тир стрелять из ружья, все рвался куда-то, все тянул отца за руку. От этих аттракционов, от этого безумного кружения и мельтешения, у Мосоловского, живущего размеренно и спокойно, голова пошла кругом, а жесткий шашлык с томатным соусом, вызвал приступ мучительной непреходящей изжоги. Он встретился с бывшей женой у метро Ленинские горы, сдал ей сына с рук на руки, справедливо посчитав, что тяжкие отцовские обязанности выполнены вперед на пятилетку.