Черные Вороны8. На дне

И зазвучит душа мотивом светлых чувств… судьбе наперекор, меняя тьму на свет. Ни в грош не ставя перепады температур. Ей всё нипочём. Она идёт, прихрамывая, чуть дыша, но жизнь всё ещё теплится в венах и заставляет продвигаться вопреки всем бедам и неудачам… ТОЛЬКО ВПЕРЁД!

(с) Ангелина Фениксовна

Меня привезли в другую деревню. Нет, я не видела домов или улиц, на моей голове был вонючий мешок, я только слышала уже знакомые до тошноты звуки, и стало страшно, жутко, что не найдет Максим меня здесь. Не успеет.

Я слышала, как кто-то что-то сказал на чужом языке и ответил тихий, мелодичный, женский голос. Где-то хлопнула дверь, и меня взяли под руку, впервые бережно куда-то повели, а когда мешок с головы убрали, я увидела перед собой женщину. Полуседую, с очень грустными глазами. Эти глаза казались очень большими на худом лице. Еще не старческом, но уже не молодом. Женщине на вид чуть больше пятидесяти. Ее можно назвать миловидной, но скорбные складки в уголках рта и чуть приспущенные тяжелые, широкие веки добавляли ей возраст.

По сравнению с Баширой эта женщина не внушала мне страха и отвращения. Она усадила меня на низкий стул и приветливо улыбнулась.

– Не бойся. Никто тебя здесь не обидит. Я сейчас чай нагрею, а потом обедать будем. Меня Малика зовут. А тебя?

Легкий акцент, по-русски говорит хорошо и голос у нее приятный, не резкий. Всем своим видом она излучает спокойствие.

– Даша…, – тихо ответила я и связанные руки сжала замком. Я ужасно замерзла, пока ехали. Женщина заметила, что я дрожу, и набросила мне на плечи теплый пуховый платок. Убрала мои слипшиеся волосы со лба.

– Сейчас согреешься, я натоплю.

Потом перевела взгляд на мои связанные руки.

– Я бы развязала тебя. Но я старая, не справлюсь, а ты, если сбежишь, поймают и убьют. Некуда отсюда бежать. Внизу река и лес. Там опасней, чем здесь, среди людей.

– Ваши люди страшнее любых диких зверей! – сказала я и отвернулась от нее.

Она ничего не ответила. Ушла. А я смотрела на выбеленные стены, на фотографии, вывешенные на них, на невысокие шкафчики с посудой, ковры на полу и плотные шторы на маленьких окнах. Встала со стула и подошла к стене с портретами. На одном из них Шамиль лет на двадцать моложе с пареньком… похожим чем-то на Макса. Лишь в общих чертах. Но это не Максим однозначно. На другом фото Шамиль вместе с этой женщиной и с ребенком. Мальчиком. На еще одном портрете тот же малыш, но уже постарше, потом подросток и затем уже молодой мужчина. Красивый. Глаза огромные, как у матери. И в глазах боль какая-то, тоска страшная. Нет в них счастья и радости. Не с такими глазами обычно бывают молодые люди с такой внешностью.

– Это мой сын. Зураб.

– Красивый. – сказала тихо, продолжая смотреть на глаза паренька. – На вас похож.

– Да, наш с Шамилем сын был очень красивым мальчиком.

Я резко обернулась к женщине, и внутри все сжалось, когда встретилась с ее пустыми глазами. Переспрашивать не стала. Слово «был» само по себе жуткое и необратимое. Лишние вопросы ни к чему. Нет боли сильнее, чем потеря ребенка. Ничто не сравнится с ней, и я даже представлять не хотела, в каком аду живет эта женщина. Особенно с таким мужем-нелюдем.

– Иди чай пить. Сама завариваю из трав. Согреешься, и на душе спокойней станет.

Мне бы бояться ее, мне бы шарахаться в сторону и из рук ничего не брать, но почему-то эта женщина с грустными глазами не вызывала во мне ужаса… А ведь я уже знала, кто она. Малика не скрывала. Но и в ее глазах не было ненависти, не было злости.

В комнату вдруг забежала девочка и с любопытством на меня посмотрела. Глазки большие, карие. Похожа на Малику чем-то. Та ей что-то сказала на своем языке, по голове погладила, и девочка убежала.

– Смотришь на меня и думаешь, не отравлю ли я тебя? – усмехнулась. – Нет, деточка, не отравлю. Ты мне в дочки годишься… у него таких… за всю жизнь. Привыкла я. Другими ценностями живу. Если можно так сказать.

Я подняла на нее взгляд, поднесла чашку ко рту и сделала глоток ароматного напитка. Тепло разлилось по всему телу, и я начала понемногу успокаиваться.

– Ты про зверей сказала. Зря ты так, дочка. У каждого народа есть свои герои и свои негодяи, а есть простые люди, которым посчастливилось или не посчастливилось родиться и жить в то или иное время, в тех или иных условиях. А звери… они в любой национальности есть.

Наши взгляды встретились, и я покрепче обхватила чашку, согревая озябшие пальцы. Ее голос проникал под кожу, успокаивал. Создавалось впечатление обычной беседы и даже… как бы странно это не звучало, нечаянного уюта.