Он стал наклоняться над воронкой, стараясь сквозь перископы заглянуть внутрь черного прямоугольника. “Вот сейчас будет вспышка…” От напряжения Николай сжал зубы. Вспыхнул красный свет индикатора — гамма-лучи проникли в шлем. Но он ждал этого и не отпрянул. Призмы перископа метнули красный отблеск на стены воронки. Николай, почти физически ощущая, как губительные кванты мурашками проникают в кожу лица, навел “зайчик” на отверстие. Красный лучик скользнул по гладким стенкам канала и упал на дно: там было что-то черное. “Хватит!” Он выпрямился.
— Ну, ты прямо как врач-ларинголог! — с восхищением сказал Яков.
— Какой врач? — Николаю страшно захотелось покурить. Забыв, что на нем скафандр, он провел рукой по боку, ища карман с папиросами.
— Да эти, которые “ухо, горло, нос”… Они таким же способом заглядывают в горло пациента, — объяснил Якин. — У них зеркальце на лбу… Ну, что там?
— Нейтрид! И как мы сразу не догадались? Ведь они облучали пластинку нейтрида. Он, наверное, накалился до десятков тысяч градусов и проплавил бетон, как воск, понимаешь? Ушел в бетон…
— Значит, он еще не остыл?
— Конечно! Поэтому-то отверстие и углубляется… Нужно его вытащить.
Выйдя из лаборатории, они сверились с чертежами. Раскаленный кусочек нейтрида проплавил уже больше двух третей бетонной плиты — значит, удобнее добыть его снизу. Они вернулись в лабораторию с отбойными молотками, за которыми волочились резиновые шланги, и, стоя на коленях под мостиком, по очереди стали дырявить плиту.
Через час с последним ударом отбойного молотка пятикилограммовая прямоугольная пластиночка нейтрида вывалилась из бетона. Прилипшие к ней крошки бетона раскалились докрасна и превращались в мелкие капли.
Когда пластинку положили под микроскоп, заметили в центре мелкую щербинку — размерами всего в десятки микрон. Если бы под микроскопом лежал не нейтрид, то щербинку можно было бы приписать случайному уколу булавкой.
Александр Александрович Тураев, походив в ночь аварии налегке под пронзительным ноябрьским ветром, простудился и сейчас лежал в постели с опасной температурой — много ли нужно старику в восемьдесят лет! Посоветоваться было не с кем. Самойлов и Якин сами попытались систематизировать все те отрывочные и несвязные, как фразы больного в бреду, сведения, что накопились у них после нескольких посещений семнадцатой лаборатории.
Якин составил перечень:
“1. Голуб и Сердюк со своими помощниками облучали образцы нейтрида отрицательными мезонами больших энергий с тем, чтобы выяснить возможность возбуждения нейтронов в нейтриде. Такова официальная тема.
2. Сведения от главного энергетика: взрыв произошел не во время опыта, а после него, когда мезонатор был уже выключен из высоковольтной сети института.
3. Взрыв произошел не в главной камере, где шло облучение мезонами, а во вспомогательной, промежуточной, откуда образцы обычно извлекаются из мезонатора наружу.
4. В образце нейтрида, найденном в воронке, обнаружена микроскопическая щербинка размером 25Х30Х10 микрон. Такую ямку невозможно ни выдолбить в нейтриде механическим путем, ни вытравить химическим.
5. Обнаружено короткие замыкание в электромагнитах, вытягивающих из главной камеры положительные мезоны и продукты их распада. Это замыкание не могло произойти при взрыве, так как в этот момент мезонатор был выключен. Таким образом, можно предположить, что опыт облучения нейтрида происходил не в чистом вакууме, а в “атмосфере” из плюс мезонов и позитронов.
6. Обнаружен силуэт на внутренней кафельной стене лаборатории.… Судя по четким контурам его, первоначальная вспышка света и тепла была точечной, сосредоточенной в очень малом объеме вещества.
7. Проведенный анализ радиации образцов воздуха, металла и бетона из семнадцатой лаборатории показал, что характер радиоактивного распада после этой вспышки не совпадает с характером радиоактивности при урановом, плутониевом или термоядерном взрыве”.
— Гм, гм… — Самойлов положил листок на стол и прошелся по комнате из угла в угол. Он, как и Яков, осунулся за эти дни: смугловатое лицо стало желто-серым от бессонницы, на щеках отросла густая черная щетина. — Ты знаешь, — повернулся он к сидевшему у стола Якину, — я не могу себе представить, чтобы Сердюк просто так не заметил это замыкание в вытягивающих магнитах. Не-ет… Ведь он, Алексей Осипыч, буквально чувствовал, где и что неладно! И вдруг такой грубый промах… Да, наконец, ведь в мезонаторе была аварийная сигнализация.
— Может быть, они заметили, но не придали значения? — сказал Якин. — Не хотели прерывать опыт?
Самойлов молча пожал плечами. И снова они ходили и думали об одном и том же. Николай подошел к окну. За окном чуть синели ранние сумерки. В воздухе, открывая зиму, кружил легкий праздничный снежок. Лохматые снежинки окутывали в декоративное кружево черный обгорелый труп стеклянного корпуса. Аварийщики обносили корпус проволочной изгородью и вколачивали колышки с табличками: “Осторожно! Радиация!”
“Наверное, скоро корпус будут сносить…” — лениво подумал Николай.