Черный альпинист

— На похороны наш дядя приезжал. Тот, который помогал Тахиру в КГБ поступить. Он сейчас большой начальник.

Ей очень хотелось сказать, что она думает об услуге этого дядюшки, но промолчала — хотя ее лицо ясно все выразило. Рашид увидел, сам сбился.

— Ну, главное, он со мной о Тахире говорил. Говорил, что он напрасно послал вас в Москву, беду навлек.

— Меня никто никуда не посылал, сама захотела и поехала.

— Да. Он говорит, у Тахира в Москве что-то не получилось. Его там преследуют. Вы мне ничего не расскажете?

— Рашид, ты брата знаешь, все, касаемое его работы, — для меня сплошная тайна. Я почти ничего не знаю, а если и сболтну, мне же и влетит.

— Да, конечно, — он закивал.

Курил Рашид нервно, сигарета уже обратилась вся в пепел, — Марине стало ясно, что брат нервничает, не решается сказать чего-то существенного.

— Просто скажите, он приедет? Если он в опасности, я могу хоть сейчас в Москву полететь. Я же брат, помогу. Если Тахир на похороны не приехал, значит, у него самого большая беда.

— Я же говорила, мы не знали о гибели вашего папы.

— А дядя сказал, что он весточку послал. Думаю, плохи у Тахира дела.

— К нам в дом кто-то пробрался и украл у Тахира документы, — наконец попыталась оправдать ожидания брата Марина.

— У него украли? А мне говорили по-другому…

— Кто, этот дядя? Не слушай его, Рашид, а то, как Тахир, увязнешь.

На этом разговор прервался, поскольку вид брата свидетельствовал, что она забрела слишком далеко. Марина обещала передать, если сможет, предложение о помощи от Рашида — была уверена, что возможности у нее не возникнет.

Попрощалась со всеми, расцеловала Тимурку который прямо-таки пожирал уйгурские блюда, — не отвлечь. Поехала в город — снова ни намека на общественный транспорт, хоть бы какое ободранное такси появилось. Рашид ей доллары на тенге поменял (500 долларов), а то растрачивала попусту, ни курса, ни цен местных не зная. Цены были пониже московских.

Ехала она к своей бывшей однокурснице Гульназ, которая теперь работала, вроде бы, в «Казахстанской правде». Огромный помпезный особняк городских издательств стоял напротив центрального рынка — Зеленого базара.

Базар был пуст, ни одного торговца, ни толп покупателей, ни сонмища роскошных запахов свежего шашлыка, плова, самсы. Лишь кучи сора шевелились между сонными прилавками да дворняги гавкали на вышагивающих важно военных.

Ей пришлось долго ждать на входе, тоже под вооруженным контролем, пока нашли Гульназ, та вышла, признала и добилась пропуска в помещение.

Вечером Марина перевезла свои вещи в квартиру Гульназ, благо, подружка была не замужем и жила отдельно от родителей. В плане сведений о Черном Альпинисте толку от нее, местной журналистки (!), было немного. Зато подробно рассказала, как воевали с прессой власти: сперва «разъясняли», что бульварные журналисты ищут сенсаций, затем говорили о «преувеличениях», о «дестабилизирующих мир и покой горожан происках антиконституционных и антинародных элементов» (что это за «элементы», Марина понять не смогла). Несколько раз объявляли о поимке маньяка и показывали дебилов по телеку. И наступил звездный час одного парня из самой популярной и богатой независимой от властей газеты «Караван» — он нагреб кучу данных о пропавших девушках, печатал списки и фотографии. Тогда уже появилось имя — Черный Альпинист. Газета эта дала сенсационный подвал о пропаже дочери министра и снимок Альпиниста, сделанный на даче. Весь тираж был арестован, газета закрыта. Сами журналисты, конечно, пытались объединиться и протестовать. Тогда вслед за «Караваном» закрыли «Панораму» и «Горизонт», мелкие оппозиционные газетки, оставив лишь, и то под жесткой цензурой, проправительственные «Вечерку» и «Казправду».

— Честно говоря, даже стыдно от беспомощности. Весь этот кошмар тянется и тянется, а возможностей что-то узнать, опубликовать нет. Что с городом стало — сама видишь. А мы, как умственно отсталые, печатаем об уборке урожая, президентских благодеяниях, об успехах реформ. Реформ, кстати, никаких. Коррупция, рвачество, межродовые трения — этого в избытке. И вам, в России, наплевать, никто правды не напишет!

— Я напишу, Гульназ, если удрать удастся, — пообещала Марина.

— Город фактически в блокаде. Выезд разрешен только в область, если там родственники проживают. Раньше вообще никого за окружное шоссе не пускали, когда самая паника была, межнациональные погромы шли. Так гаишников несчастных на выездах из автоматов и гранатометов в упор расстреливали, на ходу.

— А что все правительство выехало, это правда? — спросила Марина.

— Откуда я могу знать? Но, судя по количеству визитов всех наших шишек по чужим местам, конечно, правда. Кто куда может, туда и бежит. Мы, кто еще здесь, как заложники.

— Было бы здорово встретиться с тем парнем, из-за которого «Караван» закрыли, — намекнула Марина.