Черный альпинист

Он решил идти в атаку — пополз к боевику: сквозь чащу решеток, кустов и памятников тот не мог быстро определить, куда делся Тахир. Ориф умирал — тело еще сотрясалось мелкой дрожью, изо рта ползла розовая пена, от удушья язык прокусил, как водится. Но боевик принял неожиданное решение — бросил гранату. Стукнувшись об Орифа, стальная болванка отскочила к могиле отца и бабахнула. Осколки не достали Тахира, взрывная волна немного приподняла и швырнула на гранитную глыбу спиной, так что от удара затылком потерял сознание.

Пнули по скуле, еще раз — пришлось открыть глаза. Его опять подтащили к Орифу — к изорванной мясной каше, сочащейся кровью и дымящей обугленными тряпками.

— Орел, — говорили над ним, — ты своего же уложил!

— Мамой клянусь, — объяснял второй, — он уже мертвый был! А этого отпускать нельзя, самого же пристрелят.

— Ладно, Ориф гнида был, пусть мне аллах простит за правду о покойнике, — сказал первый. — Но ты могилу потревожил, покойник и тебе, и мне мстить будет.

Тахира приподняли, до хруста завернули руки за спину и захватили несколькими мотками скотча, плотного, крепкого — не порвать. То, что увидел, потрясло: граната рванула прямо на могиле, оставив глубокую воронку. Он присмотрелся и убедился, что до захоронения взрыв достал — какие-то тряпки торчали из земли на дне воронки.

— Вам не жить, — сказал двум мужикам.

— Ладно, тут мы виноваты, сам знаю, — сказал пожилой казах, видимо, пришедший на звук взрыва. — Зачем дергался? Крови твоей на фиг не надо. Вины за тобой не знаю. Братан твой нам задолжал, отдай две дискеты и разошлись. Клянусь, сейчас муллу приведу, могилу восстановлю, молитву прочту. Забудем. За Орифа я не в обиде. Идет?

Тахир молча глядел на него. Казаху стало нехорошо, он не привык, чтобы так на него смотрели.

— Ты плохой еще от взрыва, — объяснил себе и другим. — Тащите его в дом, там говорить будем. Убедительно.

Его попробовали вести, но ноги зашиб при взрыве, не мог идти. Тогда сшибли с ног, закинули на лодыжки петлю из сыромятного ремня и проворно потащили к аллее. За пять минут, показавшихся адом, Тахир чудом уберег глаза, а лицо разодрал в кровь, набил шишек дюжину. Но боль и удары неожиданно помогли отойти от взрыва: начал нормально слышать, ощутил руки и ноги.

На аллее молодой боевик, тот, что бросил гранату, русский, взвалил его на плечи, дотащил до здания и бросил не стараясь смягчить падение, на порог столярки. Здесь вдоль стен штабелями лежали гробы, за столом в центре сидело несколько мужиков.

Старший, тоже пожилой, седой, в щеголеватом (на казахский манер) черном костюме приказал:

— Ставьте гроб на стол.

Несколько парней молча выполнили приказ, тут же, догадавшись о замысле, подняли с пола связанного Тахира и уложили в гроб. Старший наклонился над ним, поглядел. Взял початую бутылку водки и полил на лицо. Немилосердно защипало, жидкость попала в рот, в глаза, Тахир вертелся, уворачиваясь. Мужики дружно заржали.

— Очухался, — констатировал старший. — Всю историю ты знаешь. Говори, где дискеты. Или похороню живого.

Судя по всему, он любил театр. Тахир театр терпеть не мог. Молчал.

— Молчать глупо, — пустился в объяснения собеседник. — ты молчишь, нам плевать. Тебя похороним. Пойдем к Рашидке, скажем, что ты мертв, потому что не отдал обещанное. Он заплачет. А зачем нам слезы? Мы его жену возьмем, я знаю, что в Чилик спрятал. Я и там ее возьму, красивую, знатную, холеную. Она мне ноги по вечерам мыть будет. Я об нее руки вытирать буду, у нее кожа чистая, сгодится. А Рашидка продаст квартиру, продаст вещи, займет и наскребет сто тысяч. Я возьму, но долг за ним останется. Рабом моим будет, служить будет.

Тахир решил поговорить.

— Рашид дурак, он в моих делах не смыслит. Я в КГБ работал и документы для дяди украл. Иначе бы меня здесь не приняли. Как приехал, в первую же ночь встретился и отдал дискеты.

— Все правильно, а последняя фраза лживая. Не отдавал ты дяде дискеты. Видишь, все знаю. Я сам не очень верю, что московские ребята за них миллион заплатят, честно говорю. Мне проще с Рашида натурой взять да еще слугу из него сделать. Ты мне тоже не нужен. Сам решай.

— Я отдал дискеты, — сказал Тахир. — Я не дурак, для меня они опасны были.

Старший поморщился, отвернулся. Отошел от стола с Тахиром в гробу.

— Его пристрелить лучше. Такой и из могилы вылезет, — Тахир узнал голос пожилого казаха.

— Ай, знаю я! — раздраженно оборвал старший. — Но еще знаю, что он мусульманин. В мечеть ходил, в Мекку к святыням ездил. Хадж совершил, значит, святой человек. Я грех не могу совершать, от меня все мусульмане отвернутся. Кто из вас хаджи убьет?

Молчание Тахира очень обнадежило.

— Эй, хаджи, где тебя похоронить? — равнодушно спросил старший.

— К отцу, — ответил Тахир. — И могилу в порядок приведите. Но скажу еще: будьте все вы прокляты именем Аллаха!