Черный альпинист

На турбазе снега было больше; спортплощадка, над которой завис Ми-24, почти вся была покрыта грязными тающими сугробами. Мокрая снежная пыль нехотя вихрилась под брюхом машины, едва вертолет встал на бетонные плиты, как послышался треск — вертолет осел. Это не выдержали веса тонкие плиты. До темноты оставалось около часа, поэтому снаряжение Тахира — с десяток ящиков, рюкзак с едой и одеждой — выкидывали из машины в спешке, беспорядочно. Тахир размял ноги, прошелся к краю площадки: когда-то здесь играли в баскетбол и волейбол. От административного здания на низах турбазы офицер привел двух дежурных сержантов. Те взялись перетаскивать снаряжение к своему посту наблюдения. Тахир принял участие в переноске тяжестей, взвалил на плечи рюкзак (с полсотни килограммов), прихватил два небольших цинковых пенала (патроны для «стечкина», который сейчас болтался в большой кобуре под курткой), поплелся за ними. Снег держался только на асфальтированных дорожках и лестницах, было скользко идти, но грохнуться на мокрой траве было бы еще проще. Он завернул за угол здания, к парадному входу, сбросил скарб у общей кучи, поднял голову и обомлел.

Все окна первого и второго этажа были замурованы. Заложены кирпичной кладкой. Также не было дверей — тоже ряды кирпичей. В два уцелевших окна третьего этажа вела веревочная лестница. Для поднятия тяжестей над окном приварили блок-балку, — один из сержантов принимал груз, второй вместе с офицером тужились, поднимая на канатах ящики.

— Ребята, это все из-за Черного Альпиниста? — спросил у них Тахир.

Ему кивнули. Офицер подцепил последним его рюкзак, Тахир несколькими рывками за канат поднял рюкзак к амбразуре. И сам полез по лестнице, попрощавшись с офицером. Тот за его спиной сложил ладони рупором, крикнул:

— Эй, наверху! Принимайте спасителя!

Тахир отчетливо выматерился. У окна его встретил рослый детина в расстегнутой гимнастерке, щетинистый, грязный, от него ощутимо пованивало потом. Левая рука детины покоилась на станине тяжелого пулемета: ствол с кружком прицела направлен на ближайшую вершину, Сидящего Тигра.

— Кто таков? Может, сменить нас решили? — спросил мужик, почесываясь.

— Полковник Нугманов, Тахир попросту, — Тахир протянул руку для пожатия.

Детина руки не пожал, тоскливо отвернулся, как бы говоря сам с собой:

— А, начальничек, на инспекцию… Мы-то обрадовались, что меньше срока здесь отсидим. Все ништяк, господин полковник, служим казахскому народу. Штаны по ночам стираем, а то дерьмом воняют.

— Ты, Мурат, злобу для бабы побереги, — миролюбиво предложил офицер, влезая вслед за Тахиром. — Полковник сюда аж из Москвы припер, чтобы красавца нашего изловить. Да и парень ништяк, не выдрючивается.

— Что, верно говорит, ловить будешь Альпиниста? — заинтересовался детина.

— Буду.

— А, ну-ну. Рембо, значит. Молоток, значит. Суперстар. Пошли тогда, чайком угощу.

Залез в убежище и второй сержант, именуемый Геной. Офицер передал дежурным письменное предписание принять и помочь полковнику, заспешил обратно к вертолету.

— Гена, я отчаливаю, — офицер помялся, но добавил, — вы на всякий случай в окошко гляньте, ребята. Ненароком псих тот объявится, — и сконфузился, не дожидаясь гогота, полез вниз.

Тахир, детина Мурат, его напарник, такой же заросший и грязный, но поменьше ростом, сидели в комнатушке без окон, дверь была из стали. Амбразуры Мурат прикрыл железными решетками, чтобы в заднем помещении спокойно попить чайку.

— И на фиг он тебе сдался? — спросил Гена.

— Вот, сдался. Я сам родом из Алма-Аты, в Москву еще при Союзе перевели. Здесь родные, друзья. Выручать приехал, — сказал Тахир, подлаживаясь под общий простецкий тон.

— Местный, значит. Я и смотрю, азиат ты. Казах? Бельмес?

— Жок бельмес. Уйгур я.

— Ну да, слыхал. Я вот татарин, из Чимкента, а придурок тот аж из Молдовы, — Мурат кивнул на Гену, разливающего из котелка в алюминиевые кружки чай. — Молдаван он. Здесь по контракту. А я бесплатно, как сучий корень.

— Молдаванин, сколько раз объяснять! — поправил напарника Гена.

— Парни, а зачем муровались так? Неужто такой шорох этот псих навел?

— Ну, отчасти для понту все это. Чтобы дежурящие себя спокойней ощущали. Страху-то хватает. Уже при мне, недели две назад, он двоих того, скопытил. Мы их потом отыскали, конечно, за хребтом. Упаси Магомет меня такие рожи у трупов видеть. А появляется он здесь частенько. Бегает, под солнышком греется. По ночам орет, это самое паскудное, плохо так орет.

— И что, не сняли? Для чего эти пулеметы, винтовки снайперские…

— Раньше все палили. За него деньги обещаны, сперва сто баксов давали, потом тысячу, сейчас… Гена, сколько дают?

— Десять зеленых кусков, — мрачно сказал Гена. — Мурик, не веди этих разговоров, сам знаешь, поганая примета.

— Все, завязываю. В общем, чем больше палишь по нему, тем он к дежурным хуже относится. Проверено. Нам по тонне в неделю дерьма закидывают. Мы по скалам пуляем. И нам хорошо.