Черный амулет

– Какая мерзость, – поморщился полковник. – У нас же была великая эстрада. Марк Бернес, Леонид Утесов, Ян Френкель, Эдита Пьеха, Марк Фрадкин…

А Зыкина? Где Людмила Зыкина?

Из кухни выглянула Елена Владимировна в фартуке. В одной руке половник, в другой – нож. Потная, красная. Глаза горят. Когда стряпня удается, от женщины все невзгоды отступают.

– Васенька, ну что ты так разошелся?

О вкусах не спорят. Не скрою, и мне эти приторные песенки не нравятся. И петь нынче толком не умеют. У каждого второго исполнителя – дефект речи. Ему к логопеду ходить, а он в телевизоре красуется. Но, Васенька, вспомни, что великий Маяковский сказал: раз звезды зажигают, значит, это кому-то нужно! Ой, заболтал ты меня, сейчас переварится…

Елена Владимировна спешно ретировалась, а Василий Константинович продолжил, словно слушал только что не жену, а ветер:

– Где сейчас Зыкина? Нет! Им подавай Алену Алину да Рому Жукова! Откуда имена такие взяли? Инфантилизм! Здоровые лбы! Им по тридцать лет, а они все еще Ромы, Тани, Фили! Да я в тридцать лет!.. Это же была ответственность! Это же была политика! Да моя рота!.. Сомали!

Эфиопия! Дагомея! Что мы вытворяли!

Нам же все прощали! Хотя я прекрасно знаю, кто стучал на меня в КГБ! Лучший друг Серега Иванов стучал! Ну и что? Все с рук сходило! А какие песни мы принимали на ротные радиостанции! Какие были песни! «Синий платочек», «Подмосковные вечера», «Бухенвальдский набат»…

Скупые мужские слезы застили глаза постаревшего десантника. Он приложил ладонь тыльной стороной ко лбу и вернулся в кресло.

Кофи Догме приложил ладонь тыльной стороной ко лбу и замер. «Дагомея! – эхом отозвалось в его голове. – Что мы вытворяли!.. Нам же все прощали!»

– А вот и мы, – сказала Катя, вымыв в ванной руки и входя в гостиную. – Фантомас, ну чего ты так разбушевался?

Она подошла к отцу и потерлась губами о седой висок.

– Кто это «мы»? – спросил Василий Константинович, успокаиваясь и тщательно скрывая дрожь в голосе.

– Кофи! – позвала дочь и пояснила: – Он руки моет. А Борьки еще нет?

В облаке пара из кухни вновь показалась Елена Владимировна. Как из бани.

– О, Катюша! Очень кстати. Марш за стол. Василий, тебя это тоже касается.

– Но Кофи, мама…

– Что Кофи?

– Здравствуйте, Елена Владимировна.

Здравствуйте, Василий Константинович, – сказал Кофи, входя в гостиную и виновато улыбаясь. – В русском языке труднее всего выговаривать отчества.

Кондратьев крепко пожал парню руку.

Ему нравился этот темнокожий. И оттого, что он тезка генерального секретаря ООН. И оттого, что не кичится своим высоким происхождением. И оттого, что, в отличие от большинства африканцев, не ленив.

Но главная причина заключалась в том, что парень напоминал о дерзкой молодости в элитных частях. О геройских днях, о повышениях по службе, об орденах и медалях. О времени, когда офицер Кондратьев был позарез нужен своей великой стране.

– Давай проходи, – сказал гостю хозяин. – Катюха – молодец, что тебя к ужину привела.

Ужинать уселись по-русски. Стоя у плиты, Елена Владимировна раскладывала на огромном, предварительно подогретом блюде поджаренные ломтики белого хлеба. Каждый хлебец покрывался куском рыбы. Сверху на рыбу выкладывались грибы.

Затем хозяйка полила кушанье соусом и водрузила посреди стола. От этого зрелища и от аппетитного пара у Кофи закружилась голова. Хотелось придвинуть блюдо к себе и запустить в него пальцы Хотелось насыщаться и урчать, как дикие звери в клетках.

Рядом появилось блюдо поменьше, полное зеленого горошка, стручков консервированной фасоли и каких-то зеленых стебельков.

Раздался звонок в дверь.

– Борька! – крикнула Катя и бросилась открывать. – Как всегда, последний!

Кофи сидел, как мифический Тантал.

Тот не мог, стоя по шею в воде, напиться.

Слушая пустую болтовню белых, молодой вождь не мог насытиться.

– О, Кофи, и ты здесь! – радостно воскликнул Борис и стал усаживаться.

Наконец на тарелке перед Кофи появился кусок рыбы с грибами и жареным белым хлебом. Гость взял в руку вилку.

Хозяин хлопнул себя по лбу:

– Ну вот. Самое главное, как всегда, забыли! Лен, ну что ты на меня смотришь? Протяни руку к холодильнику, ты же ближе сидишь…

– Рюмки доставать, пап?

– Конечно, Боря, конечно.

Кофи вновь прикрыл глаза. Положил вилку. Пытка продолжилась. Ох уж эти русские.

– За то, что Кофи устроился на работу! – провозгласила Катя, поднимая рюмку.

– Как? – изумилась Елена Владимировна.

– Куда? – изумился Василий Константинович.

У Кофи готов был вырваться голодный стон. Он вновь успел завладеть вилкой. И ее вновь пришлось опустить на стол.

– В цирк! – Кофи Догме решил ответить исчерпывающе, чтобы до появления новых вопросов, наконец, перекусить. – Разносчиком корма в зверинце.

– Борька, признавайся, вы с Кофи к дяде Сергею ходили? – спросил Василий Константинович, не донеся до рта вилку с рыбой.

– Ну конечно, пап.

– Что же ты мне ничего не сказал, я бы позвонил…

– Твой авторитет в глазах дяди Сергея так велик, что он и меня послушался, – объяснил Борис. – А если уж совсем серьезно, то тебе сейчас не до этого.

– Ну как, Кофи, работа? – раздался голос Елены Владимировны.