«Лучше не лучше, — думаю я, — но, по крайне мере, они никому здесь не обязаны. Я больше чем уверен, что если бы «наезд» на Краснова был инициирован местными начальниками, то последствия для Бориса Григорьевича могли быть совсем другими, более мягкими. А могло бы обойтись и вовсе без последствий, особенно, если принять во внимание, что некоторые из его гостей не последние люди в городе. Но Сашу тоже понять можно. С одной стороны, хорошо, что открылась перспектива избавиться от такого резонансного висяка, с другой, в случае успеха, все лавровые венки эмигрируют в столицу, а нашим останется только слава «нехороших людей», которые не уберегли дядьку прокурора».
— А этот чувак, которого повязали, он, значит, не колется? — спрашиваю я.
— Вроде нет, но всему свой срок. Время еще мало прошло, с ним-то серьезно еще не начинали работать. Расколется, — уверенно говорит Саша.
— А может и не он это вовсе?
— Может и не он, да только я на девяносто процентов уверен в обратном… Ладно, не хотел тебе говорить, но… Слушай. Только учти: я тебе ничего не говорил.
— Не сомневайся, ты же меня не первый год знаешь.
— Так вот, когда его вели на допрос, то в коридоре он столкнулся с Сапегой и тот его узнал.
— Сапегой?
— Да. Тот высокомерный свинтус. Что не помнишь? Водитель прокурорской машины, прапорщик. Его тоже вызывали, спрашивали, что делал Перминов в свой последний день. Сапега как увидел этого парня, так сразу сказал, что видел его возле дома прокурора, днем накануне убийства. Прапор как раз привез прокурору телевизор и кое-что из барахла. Он говорил, что этот чувак стоял и пялился на него. А когда полез в багажник, этот парень подошел к нему и попытался стрельнуть сигарету. Сапега ему не дал, сказал, что сигареты продаются в магазине, пусть пойдет и купит, а если не на что, то пусть бросает.
— Интересно!
— Еще бы! Понимаешь, ведь это может быть прекрасным мотивом, особенно если будет доказано, что у этого типа не все дома. Смотри сам: он видит крутую покурорскую телегу и просит у водителя сигарету. Тот отказывает и отказывает, скорее всего, в грубой и унизительной форме. Ты имел возможность общаться с Сапегой и знаешь, что гонором его Господь не обделил. Вот этот парень затаил обиду и решил отомстить. Мозги-то у него набекрень! Как же, какой-то засранец обидел его, рыцаря! Возможно, ему еще тогда как-то удалось засечь, в какую хату шел Сапега. А когда настала ночь, «рыцарь» захватил свой тесак и оправился туда. Не колеблясь, убил охранника, а потом какой-то хитростью проник в прокурорскую квартиру, например, представился соседом, пришедшим попросить горстку соли, а сам прокурор допустил непростительную оплошность, открыв дверь незнакомому человеку, и проникнув, устроил жуткую резню над тем, кого там застал.
Закончив свою проповедь, Жулин запрокидывает только что открытую бутылку пива и не отрывается до тех пор, пока она не пустеет.
Приход с работы секретарши «Зеты +», Зайцевой Тамары, к этому времени прочно обосновавшейся у меня, кладет конец теплой компании.
2
Говорят, от ненависти до любви один шаг. Эту аксиому я на сто процентов испытал на себе, когда секретарша «Зеты +» Тамара Зайцева, после целого года тыканья в меня шпилек, упала в мои объятия, которые я с готовностью раскрыл для нее. Тем более что моя бывшая подружка Марго с год как вышла замуж.
— Что хорошего в вашей фирме? — спрашиваю я, когда за Сашей закрывается дверь, делая акцент на слове «вашей».
— В нашей фирме ничего хорошего, Сережа, — отвечает она, — шеф бесится. А ты что, так и не думаешь являться на работу?
— А зачем? Работы для меня все равно нет. Можно и побездельничать.
— Ошибаешься, по-моему, Павлу Олеговичу твоя помощь очень нужна.
— Я детектив, Томочка, а заказов на частный сыск у нас нет. В качестве же администратора я не очень-то устраиваю нашего шефа. Если ему нужна моя помощь, то пусть позвонит и сам мне об этом скажет.
— Он не позвонит, он гордый.
— Я тоже, представь себе, и не привык, чтобы меня держали за штопаные трусы. Ты же знаешь, сколько крови и нервов у меня ушло на этих ревизоров и пожарных инспекторов, когда он сам лежал с температурой. Так что пусть себе бесится дальше. Ладно все, хватит об этом, а то я сам злиться буду.
Тамара недовольно фыркает и смывается на кухню.
Чтобы отвлечься от одних неприятных воспоминаний, я возвращаюсь к другим, то есть опять к убийству. Странно все это: с одной стороны, убийца — человек с ярко выраженными маниакальными склонностями к садизму, с другой — он начитанный, неплохо знает историю, не прочь был поприкалываться на свой собственный лад.
Есть в деле еще один любитель истории — Илья Сергеевич Синяк, вернее даже не любитель, а профессионал, профессор. Тоже ведь в высшей степени странный тип. Меня вдруг посещает очередная крамольная идея: а может, несмотря на мнение экспертов, убийца был не один? Слишком уж странно ввел себя Синяк, когда я рассказал ему про князя Святослава. Чего он испугался?