Чёрный ангел

— Ладно, пошевелим, — согласилась Надежда со вздохом. — Только давай чуть попозже, когда у Мишутки будет тихий час. А то перед Гешей неудобно, он и так возится с парнем целый день. Пойду его сменю.

Однако до мозгового штурма они дозрели только вечером, после того как уложили Мишутку на ночь. Сумасшедшая жизнь последних дней всех изрядно вымотала, а чувство безопасности, внушаемое двухметровым кирпичным забором и присутствием Геши с автоматом, действовало так расслабляюще, что думать о страшном и неприятном совершенно не хотелось. Надя и Лиска втайне надеялись, что, если они потянут время еще немного, приедет Вовчик, и все разрешится само собой. Но Эдик не разделял их безоглядной веры во всемогущество хозяина этих ленных владений и теребил своих дам до тех пор, пока они не уступили его напору.

Поначалу «штурм» больше напоминал вялотекущую осаду с редкими выстрелами наугад в сторону неприятельской цитадели. Потом Лиска заметно оживила процесс.

— Ох, совсем из головы вылетело! Прошлой ночью, еще до этой кошмарной газовой атаки, я вспомнила во сне фразу, которую сказала тогда Ирен. Ну, в бреду, помните? Она так отчетливо прозвучала у меня в мозгу, что я даже проснулась и записала ее, чтобы снова не забыть. Листочек, конечно, остался там, в квартире, но, по-моему, я смогу ее воспроизвести. Сейчас, подождите. Перестаньте есть меня глазами, вы меня сбиваете… Да, похоже, это звучало так: «Они все туда забежали, все! Я сама видела. Смотрю, а их нет. Все есть, а их нет. Но этого же не может быть? Нет, только не черные ноги!» — Лиска перевела взгляд с Эдика на Надежду и обратно. — Я почти уверена, что это точные ее слова. Как по вашему, в них есть какой-нибудь смысл?

— Да, — глухо сказал Эдик. — Есть. Ирен говорила про тот вечер, когда обнаружили труп. Катрин стояла за стендом и выла, как сирена. Все побежали на крик и набились в этот закуток. А Ирен, видимо, осталась стоять с другой стороны. Она видела ноги. Все ноги, кроме «черных». Потом кто-то принес лампу, и мы разглядели труп. Ирен вспомнила звук падения чего-то тяжелого на пол, шорох груза, который волокли по паласу двумя часами раньше, и догадалась, что перетаскивали тело. За минуту до того, как она вышла в холл. В холле никого не было, но почему-то скрипнул стенд. Ирен посмотрела туда и ничего не увидела — точно так же, как не увидела «черных» ног, когда мы столпились за стендом. Вывод напрашивается сам собой. Убийца был в черном. В тот день в черное были одеты только четыре человека. Я, Базиль, Эжен и Джованни. Ирен не хотела верить в то, что один из нас — убийца.

— Я все-таки не могу понять… — задумчиво начала Лиска, — почему она решила, что убийца непременно из ваших? Помните, вы говорили: Эжен в пятницу предположил, что покойник разговаривал с киллером, который специально его поджидал и просто сделал вид, будто работает в вашем здании? Конечно, все последующие события доказывают, что Эжен неправ, но ведь Ирен таким доказательством не располагала! Так откуда взялась ее уверенность? Может, она все-таки ошиблась?

— Я сам над этим думал, — вздохнул Эдик. — Особенно после того, как у всех «черных ног» обнаружилось алиби на четверг, когда стреляли в Петю. Тогда получается, что смерть Ирен, исчезновение Мыколы, покушение на Петю и охота на нас никак не связаны с первым убийством… Но это же бред! Какое всему этому еще можно придумать объяснение?

— Эдик, Ирен была очень умной, да? — вдруг спросила Надежда.

— Очень. Собственно, другой такой умной женщины я не встречал… Да и не женщины тоже. Хотя ты, наверное, могла бы составить ей конкуренцию… Нет, вряд ли — вы умные совсем по-разному. У тебя ум быстрый и блестящий, как сабля грузинского танцора, у нее — острый и точный, как скальпель хирурга.

— Сабля тоже бывает острая, — обиделась Надя.

— Да я и не спорю, — смутился Эдик. — Я совсем не то имел в виду. Понимаешь, если у танцора отнять саблю, он все равно останется танцором. А хирург без скальпеля хирургом быть перестанет. Ты, если бы вдруг поглупела, все равно осталась бы собой, а она — нет. Ум был сутью Ирен, понимаешь? Неотъемлемой частью ее личности. Я прав, Лиска?

— Не то слово! Точно и образно сформулированная истина.

— Тогда скажи мне вот что, — снова заговорила Надежда. — Насколько хорошо Ирен относилась к вам четверым — к тебе, Базилю, Эжену и Джованни?

— Я бы сказал — очень хорошо. Джованни ты видела, к нему по-другому относиться невозможно. Базиль… Ну, мы всегда любим тех, кому делаем добро, правда? А Базиль на нее молился, как на икону. Эжена она ужасно жалела. Говорила, что он похож на игрушку, у которой сломана главная пружина. Игрушка еще шевелится, делает какие-то движения, но они больше напоминают судороги мертвой лягушки под током. Ирен говорила, что сама когда-то прошла через такое состояние, и, если бы Лиска ее не «починила», не миновать бы ей свалки — это ее собственные слова. Поэтому Ирен от души сочувствовала Эжену и старалась, как могла, вытащить его из депрессии.