Чёрный ангел

— Я предупреждала, что версия, на первый взгляд, дикая. Но почему бы и нет? Почему человек, безуспешно сражающийся со своим пристрастием к никотину, не мог задуматься над блистательными доводами Эдика в пользу радикальных мер борьбы с курением и решить, что идея недурна? Идея, конечно, нетривиальная — положить в пачку отравленную сигарету, дабы оградить себя от соблазна, но, насколько я поняла, Базиль и сам — личность довольно неординарная.

— О господи! — Лиска судорожно сглотнула. — Какая чудовищная нелепость! Стать убийцей из-за желания избавиться от вредной привычки!.. Бедный Базиль! Но… Как же Ирен? Неужели он убил женщину, которую боготворил, только потому, что она могла его разоблачить? А потом нанял бандитов, чтобы убивать еще и еще?.. Это же безумие!

Надежда вздохнула.

— Я не обещала ответить вам на ВСЕ вопросы. Могу только предположить, что пережитое испытание нанесло удар по психике Базиля. По словам Эдика, он «тяготел к святости», а путь к святости, согласно литературе, — стезя, опасная для душевного здоровья. Представь себе: ты постоянно укрощаешь плоть, закаляешь дух, совершенствуешься, а в результате становишься…

— Да! — вдруг воскликнул Эдик. — Ты права, Надежда! Я вспомнил. Базиль бросил курить примерно в мае, но еще в сентябре я видел, как он, разговаривая, крутил в руках портсигар. Залезет в карман, вытащит, повертит, повертит и сунет обратно. Вот сволочь! — Он ударил кулаком по столу. — А какие слезы лил, когда нам про Ирен сообщили! Иуда! Едем! Я лично сделаю из него отбивную!

— Куда мы поедем, Эдик? — попыталась увещевать его Надежда. — Его же нет в Москве!

— Который час? Половина двенадцатого? Его поезд в три часа приходит. В начале четвертого он будет на работе — от вокзала до нас идти десять минут. Базиль всегда там ночует, когда из своего Тамбова возвращается. Геша!

Человек-гора, скромно сидевший на кухне, загремел бамбуковым занавесом и вышел на зов. Под мышкой у гиганта торчал толстенный том. Одарив присутствующих виноватой улыбочкой, Геша шмыгнул к книжному шкафу и поставил том на свободное место. «„Братья Карамазовы“, — оторопело прочла Надежда и мысленно присвистнула: — Ни фига себе охранничек нынче пошел!»

— Позволь нам, пожалуйста, взять до утра машину. Нам нужно съездить в Москву.

— Владимир Анатольевич не велел вас одних отпускать. Если надо, я вас сам отвезу.

— Понимаешь, мы не хотим брать с собой ребенка — мало ли, что… Значит, кому-то нужно с ним остаться.

— Лучше уж останусь я, — вмешалась Лиска. — Мне твое «мало ли что» не нравится. Геша должен поехать, он лучше любого из нас готов ко всяким неожиданностям.

— Но вас с Микки тоже нужно охранять! — напомнил Эдик. — Вдруг, пока нас не будет, сюда нагрянут вчерашние бандюки?

— Ну вот что, — решил Геша. — Я сейчас вызову своего сменщика, он покараулит Микки и Елизавету Петровну, а я отвезу вас с Надеждой Валентиновной, куда прикажете.

Часть четвертая

1

Базиля душила бессильная ярость. В этом не было ничего необычного — она душила его после каждой поездки домой; не помогали никакие медитации, никакой аутотренинг. Но на этот раз он уезжал из Москвы таким измочаленным и опустошенным, что, казалось, ни один раздражитель не пробьет эту черную пустоту. Однако Юлии это опять удалось. Ей всегда удавалось довести его до кипения, в каком бы состоянии он ни находился.

После развода Базиль всерьез опасался свихнуться. Желание расправиться с бывшей женой преследовало его неотвязно, а временами просто захлестывало, и он выпадал из реальности. Единственной преградой на пути к безумию, к одержимости, оставалась любовь к дочери. Ради Светика он должен был во что бы то ни стало избавиться от наваждения, победить свою навязчивую идею. Но заставить себя обратиться к психотерапевтам и прочим психоаналитикам было выше его сил. Базиль вырос в простой, чуждой интеллигентским рефлексиям среде и считал специалистов такого рода опасными шарлатанами.

Человек, нуждающийся в психологической поддержке и отвергающий помощь психологов, как правило, обращается к друзьям. Но Базиль всегда испытывал некоторые трудности при попытке облечь мысли в слова. Выразить же словами свои чувства и смутные желания и вовсе было для него делом невозможным. Да и не по-мужски это, считал он.

Помощь пришла с неожиданной стороны. Однажды перед поездкой в Тамбов Базиль заглянул в книжную лавку купить какого-нибудь чтива в дорогу и зацепился взглядом за невзрачную брошюрку, название которой призывало: «Исцелись!» Вообще-то он не доверял таким книжонкам — за последние годы их развелось великое множество, а целительное воздействие, которое они, по идее, должны были оказывать на общество, как-то не ощущалось. Но в тот день что-то заставило его взять брошюрку в руки — может быть, категорический императив названия. Через полчаса продавщица раздраженно потребовала, чтобы он либо заплатил за книжку, либо положил ее на место («Здесь не читальный зал!»). Базиль заплатил.