Черный буран

Холодный ветер с визгом вырвался из глубины степи, долетел до Омска и теперь насквозь пронизывал его улицы, гоняя по ним обрывки афиш и плакатов, мерзлую листву и окурки, семечную шелуху и другой разнокалиберный мусор, щедро рассыпанный между серыми, нахохленными домами. Все это добро густо пересыпалось колючей снежной крупой. Она секла, словно дробь, и поэтому даже лошади, запряженные в коляски и экипажи, отворачивали свои морды на сторону.

Ехали коляски и экипажи по обочине, а по середине улицы дружно топала рота солдат, и командир, немолодой уже капитан, оборачиваясь назад, взмахивал рукой в меховой перчатке и звонким, сильным голосом выкрикивал:

— Ать, два! Ать, два! Веселей, братцы, веселей! Запе-е-вай!

Рота еще дружнее ударила шаг по мостовой, вздрогнув, качнулся частокол винтовочных штыков, и грянула старинная песня:

Солдатушки, бравы ребятушки…

В Омск в последнее время прибывали одна за другой иностранные миссии, и встречали их торжественно — со звоном оркестров, с почетным караулом и с длинными громкими речами. Рота, по всей вероятности, для очередной такой встречи и направлялась.

Григоров долго глядел ей вслед из окна, пока она не скрылась за углом, курил, выпуская дым в распахнутую настежь форточку, и время от времени морщился, поглаживая толсто перебинтованную левую руку, которая покоилась на марлевой перевязи, уже грязноватой от времени и залоснившейся.

Семирадов сидел в глубине кабинета за широким столом, катал по зеленому сукну красный карандаш и, прищуривая настороженные глаза, наблюдал за своим старинным другом, который сегодня вернулся с фронта. Они давно не виделись, но встреча получилась нерадостной. И была на это веская причина — последние события, которые произошли в недавнее время.

Такой размолвки между ними еще никогда не возникало. Ни в прошлые годы, ни с тех пор, когда Григоров согласился помогать Семирадову в сохранении плана «Сполох». С самого начала действовали они дружно, без разногласий, с полуслова понимая друг друга, и, наверное, именно поэтому им многое удалось на первых порах сделать. Даже ошеломительный сюрприз, который преподнесла им Антонина Сергеевна, они смогли повернуть в свою пользу. А преподнесла она из ряда вон не то что выходящее, а прямо-таки выскакивающее. На второй день, после того как они побывали с Григоровым в госпитале и узнали, что Василия там нет, Антонина Сергеевна, молчавшая все это время и прятавшая заплаканные глаза, вдруг неожиданно призналась:

— Господа, я перед вами очень виновата, я не хотела, но так получилось… Я слышала ваш разговор ночью: проснулась, а двери оказались незапертыми… Но вы не подумайте, я умею хранить тайну, и, если вы доверитесь, я буду вам помогать…

От неожиданности у Семирадова дрогнула рука, в серебряном подстаканнике звякнул стакан, горячий чай плеснулся ему на колени, но он этого даже не заметил. Смотрел широко раскрытыми глазами на Тоню, хотел что-то сказать, но лишь беззвучно шевелил губами. Григоров был спокойнее. Вытянув руку с папиросой, он наблюдал за сизым вьющимся дымком, и его подбритые усики переламывались точно посередине в непонятной усмешке.

Когда первое замешательство прошло, Семирадов резко спросил:

— Антонина Сергеевна, а вы понимаете, что поставили нас в безвыходное положение?

— Прекрасно понимаю, Алексей Семенович. Если хотите, можете меня убить. Но лучше будет, если вы мне поверите. Мне теперь совершенно ничего не нужно для себя, я все потеряла, даже боязнь за свою жизнь. Так, может, она еще пригодится для доброго дела… Подумайте. А я буду ждать вашего решения.

Тоня вышла из гостиной, плотно закрыла за собой тяжелые двери и села на диван, на котором она спала в ту ночь, когда нечаянно услышала разговор Григорова и Семирадова. Сидела, закрыв глаза и безвольно опустив на колени руки. Ждала.

Ждать ей пришлось очень долго.

Семирадов и Григоров поначалу никак не могли определиться — что им теперь делать с Антониной Сергеевной? Убивать ее они, конечно, не собирались, даже мысли такой не допускали, но в то же время и прекрасно понимали, что просто отпустить ее сейчас было бы слишком легкомысленно. Время смутное, и никто не знает, что может случиться завтра.

— А давай возьмем Антонину Сергеевну с собой, — предложил в конце концов Григоров, — сыграет роль жены, моей, допустим. Супружеская пара, добирается до дома, все меньше подозрений. И будет она под нашим присмотром.

Скрепя сердце Семирадов согласился. Да и не было у них иного выхода.

Через месяц, тщательно подготовившись к дальней поездке, они довольно удачно выбрались из Петрограда и вывезли четыре баула документов, которые стали называть между собой одним коротким словом — «груз».