Черный человек

– Годится? – весело спросил Заремба, когда они познакомились.

– Посмотрим, – пробормотал несколько потрясенный Клим, оставаясь тем не менее верным своим принципам: хотя его внутреннее «я» оценило незнакомца с первого взгляда, выводы он привык делать на основании большего объема впечатлений.

Железовский ни разу не пошевелился и не прервал его, пока хирург вводил присутствующих в курс дела, и, лишь когда Клим закончил, математик спросил:

– Что от меня потребуется конкретно?

«Хорошо, что он не поинтересовался этикой эксперимента, – вздохнул про себя Мальгин с облегчением, – разрешения-то у СЭКОНа я испрашивать не собираюсь».

– Ваша задача, – произнес он вслух, – дать логико-смысловой прогноз опыта и математическую модель. Сможете?

Железовский помолчал.

– Все зависит от объема информации.

– Тогда сегодня вечером приходите сюда, мы включимся в обратную связь: Гиппократ – вы – я, получите все, чем обладает институт.

– В девять, – после паузы уточнил математик и встал. – Раньше не смогу.

– Извините, э-э… – сказал Мальгин ему в спину с некоторым сомнением. – Надеюсь, я не нарушил ваших планов. Может быть, вам стоит подумать?..

– Мне интересно, – оглянулся человек-гора, и Мальгин увидел на его губах улыбку, открытую, дружелюбную, чуть смущенную.

– Годится? – прошептал Заремба, когда математик вышел.

Мальгин молча хлопнул его по подставленной ладони.

Акулина Лондон заявилась в институт ровно в восемь, демонстрируя неслыханную для девушек своего возраста пунктуальность. Одета она была в чешуйчатый костюм – блузка и короткая юбка, – играющий зеленым огнем, и в такие же туфли на высоком каблуке, удлинявшие и без того длинные и стройные ноги. В ушах девушки сверкали алые капли сережек, ожерелье из таких же капель струилось на груди, как цепь из тлеющих углей.

«Вырядилась!» – с мимолетной неприязнью подумал Мальгин, тут же меняя свое мнение при взгляде на лицо Акулины: контраст свежести, красоты, молодости и печали буквально потрясал! И все же могла бы надеть что-либо попроще… или я слишком придираюсь? На ее месте Купава вряд ли оделась бы так… вызывающе.

– Идемте. – Мальгин встал из-за стола, стараясь незаметно поправить рубашку на спине. – Отец лежит в клиническом отделении этажом ниже.

– Вы не поздоровались, – укоризненно проговорила Акулина.

– Извините. – Клима бросило в жар, но он тут же парировал: – Засмотрелся на ваши ноги.

Девушка озадаченно посмотрела на туфли, потом поняла, порозовев.

– Надо было, наверное, одеться иначе?

Мальгин молча открыл дверь, сердясь неизвестно на кого, первым шагнул за порог и нос к носу столкнулся с незнакомым, дочерна загорелым парнем.

– Добрый вечер, – пробормотал тот, отступая; одет он был в спортивный костюм.

– Привет, – буркнул Клим, оглядываясь.

– Клайд? – удивилась Акулина, переходя на английский. – Что ты тут делаешь?

– Гуляю, – огрызнулся парень, быстро приходя в себя. – Может быть, мне нужна консультация. Может быть, я хочу сделать операцию на мозге, чтобы стать таким же умным, как твой па.

Глаза у Акулины сузились, ничего хорошего не предвещая.

– Ты только затем и явился, чтобы сморозить глупость? Ты что – следишь за мной?

– Ничуть не бывало, – запротестовал Клайд со смехом. – А насчет глупости я уже говорил: хочу, чтобы…

– Клайд!

– Не придирайтесь к нему, – сказал Мальгин, оставаясь спокойным, вполне понимая чувства молодого человека. – Чем сосуд наполнен, то из него и льется. – Он обошел Клайда и направился к лифту, оглянулся. – Идемте. Оба.

Сзади произошел короткий невнятный диалог, шум (парень пытался обнять подругу), возглас Акулины: «Получил? И не смей больше хамить!» Шепот Клайда: «И пошутить уже нельзя…»

В лифте парень тем не менее выглядел уверенно и ничуть не был смущен. Мальгин поймал взгляд Акулины и понял, что она в гневе. Держись, малыш, посочувствовал он Клайду, хоть ты и самоуверен донельзя, но и она – не мягкая глина.

В бывшем боксе Стобецкого дежурил вездесущий Заремба. Удобно устроившись в «беседке» управления, он работал в обратной связи с Гиппократом – судя по высвету огней, на полусфере пси-вириала. Заметив вошедших, воззрился на них в немом удивлении, затем оценил достоинства Акулины и уже не сводил с нее глаз.

– Что за юница? – шепотом спросил он у подошедшего Мальгина.

– Дочь Лондона, – сухо ответил хирург, вытянул из полусферы вириала дугу эмкана и оглянулся на топтавшуюся у порога пару. – Проходите, садитесь.

«Беседка» растянула прозрачно-кисейные стены, из ее пола выросли три «бутона» кресел и световая нить виома, развернувшаяся в объем изображения с внутренностями реанимационной камеры: в зеленоватом сумраке, опутанный шлангами, с десятками мигающих глазков по всему телу, полулежал Майкл Лондон.

Акулина, прижав кулачки к груди, тихо вскрикнула:

– Папа!

– Изменений нет, – выслушал Клим пси-шепот Гиппократа. – Реакции отсутствуют, процессы обмена идут, но вяло. Парасимпатика практически на нуле. Последняя «фаза хозяина» была девять часов назад.

Мальгин снял эмкан, сказал тихо:

– Состояние прежнее, он жив… аппаратно. И все-таки надежда есть.