Черный человек

Шаламов уже успел мысленно войти в память компьютера и определить код выдачи и номер, под которым кокон «эскалатора» был отправлен на «склад». Но он не учел, что Добрыня имел указание тех, кто помещал кокон на хранение, о дополнительной проверке любого лица, вплоть до комиссара и даже директора управления.

Лицо фантома приняло озабоченное выражение: за доли секунды он связался с инком отдела безопасности Умником и выяснил, что ни Лютый, ни тем более Шевчук и Борда не имели отношения к найденному розыскниками следственного бюро загадочному объекту и требовать его изъятия из «склада» не могли: не было причин.

– Минуту, – сказал Добрыня. – Назовите код выдачи и подтвердите полномочия: данный предмет находится в зоне особого внимания службы Б.

Шаламов понял, что допустил промах. Усилием воли он увеличил чувствительность своего органа приема пси-излучения, процедил сквозь сети сознания всю оперативную память инка и нашел причину, из-за которой инк потребовал подтверждения полномочий.

Всплеск пси-поля был короток, но мощен: Добрыне «позвонила» комиссар отдела Боянова и приказала доставить предмет под номером 141 в лабораторию. Однако за мгновение до этого Умник сделал запрос Бояновой, получил короткое «нет» и включил тревогу. Добрыня, пребывавший в некотором затруднении, уже готов был включить транспортную линию для доставки требуемого предмета, когда сработал императив «Вор».

Шаламов не стал ждать развязки событий и, как быстро ни действовали киб-системы, с территории «склада» убрался своевременно. Обойма подстраховки – «живые» люди – прибыла на «склад» спустя две минуты после его исчезновения и работала несколько часов, пытаясь выяснить, кто же на самом деле хотел вынести «объект 141», но оживить Добрыню не удалось: память его оказалась стертой, будто инк попал под мощный электрический разряд, пробивший его многоконтурную защиту…

Неудача не то чтобы обескуражила Шаламова, но заставила задуматься. Он, конечно, мог бы добиться своего и забрать кокон из управления, уничтожив «склад» и оглушив людей из отряда охраны, но сработал какой-то человеческий «предохранитель», останавливающий нормального человека перед свершением аморального поступка, а тем более преступления. В глубинах психики все еще сохранились уголки нравственности, свойственные людям и не перерожденные памятью «черного человека», но день ото дня они сжимались, уменьшались, таяли, и вместе с ними таяли нравственные оценки собственного поведения Шаламова и возможности адекватного ответа на внешние раздражители.

Он вернулся в квартиру, которую снял под последним влиянием своего «я», и два часа «отдыхал», то есть находился в глубоком трансе, пока мыслил и действовал «черный человек». Очнулся Даниил в незнакомом месте, огляделся и через несколько мгновений понял, что «черный» привел его в институт травматической нейрохирургии мозга, где работал Клим Мальгин.

Благодаря встроенной в стены аппаратуре эмоционального съема, пси-настройки и видеопласта посетители центрального холла института видели и чувствовали то, что хотелось и что их успокаивало, поэтому для каждого холл выглядел по-своему; Шаламов оказался в дежурном зале СПАСкурьерской службы, интерьер которой всегда отвечал его внутренним представлениям о порядке и дисциплине.

Усмехнувшись попытке местной автоматики внушить ему бодрость, Шаламов обошел прозрачную центральную колонну холла – единственную деталь интерьера, которая не менялась в зависимости от внушаемых картинок, и вызвал дежурного. Внутри колонны проявился вежливый мужчина средних лет со строгим лицом, одетый в голубой костюм-динго институтского инка по имени Гиппократ.

Шаламов не стал тратить время на звуковой разговор, а сразу проник в память машины и выяснил, где находится лаборатория нейропроблем, которой заведовал Мальгин. Через несколько минут, мысленным усилием открыв замок двери, Даниил вошел в кабинет нейрохирурга, своего бывшего друга, единственного из всех друзей, кто видел в нем только пациента, несчастного человека, судьбой которого распорядился случай.

К удивлению Шаламова, киб-секретарь кабинета не содержал никаких сведений относительно своего господина, в его памяти не осталось ничего, что касалось личной жизни Мальгина, связей, планов или заметок, только данные по медицине катастроф и бланк сообщения об операциях, проведенных сотрудниками лаборатории. Единственное, что удалось выяснить, так это отсутствие хирурга на рабочем месте в связи с его просьбой об отпуске. Где в данный момент находится Мальгин, киб не знал, как, впрочем, и Гиппократ.

«С Купавой, конечно!» – мелькнула мысль, вызвавшая мгновенную вспышку ревности и бешенства, в результате которой киб-секретарь превратился в мертвый поликристаллический слиток, выдающий на выходе бессмысленный набор цифр и букв. И в этот момент в кабинет заглянул высокий, модно одетый молодой человек с вопросительно поднятыми бровями. Это был Заремба, уходивший с дежурства и толкнувший дверь ради любопытства.