Черный человек. Книга 1

— Есть такой закон: с пола упасть нельзя. Лично я нахожусь на полу, и падение мне не грозит. А вам?

— Мне тоже. — В глазах Карой сквозь изумление, гнев, вопрос, растерянность и колебания пробился опасный блеск взаимопонимания.

— Тогда следуйте за мной. — И Мальгин пополз по траве к шалашу, сделанному из лещины и осоки. Эйфорический звон в ушах усилился, перекрывая нудный шепот внутреннего «контролера», думать не хотелось ни о чем и ни о ком, кроме лесной феи, принявшей облик Карой и глядящей ему вслед с радостью и недоверием. Тогда он встал, вернулся и подхватил ее на руки…

Карой улетела в полдень, вызвав по рации видеобраслета из ближайшего поселка загородный пинасс.

— Презираешь? — сказала она с пленительной улыбкой, вглядываясь в лицо Мальгина, стоя вплотную к нему.

— Нет. В противном случае пришлось бы презирать себя. Все непросто, и… не знаю, как назвать… вообще надо бы начать с анализа своих эмоций, но я и так себе верю… Пусть все идет как идет, не надо уточнений… Мне придется многое переосмыслить и кое-что решить… хотя я и рад этому.

— Решай, Мальгин. Мне тоже надо многое переоценить, и прежде всего в себе. Может случиться, что в результате наших переоценок мы больше не встретимся… Но если я позову, ты… придешь?

— Приду, — тяжело обронил Мальгин.

Женщина засмеялась, легонько поцеловала его в подбородок и нырнула в хрустальное нутро пинасса-такси. Аппарат бесшумно взмыл в небо и, тотчас превратившись в золотую точку, пропал.

Пойду спать, подумал Клим, почитаю немного — и спать…

Он стоял несколько минут лицом к небу, ни о чем особом не жалея, собрался было достать книгу и в это время заметил, что в небе снова засияла звездочка. Пинасс возвращался?.. Однако это оказался другой аппарат, не Карой.

Этот был оранжевый, класса «три крыла», и принадлежал спасательной службе. Из кабины на траву выбрался Джума Хан, подходя, помахал рукой. Мальгин почувствовал укол совести и неприятный холодок в груди: если бы Джума прилетел на минуту раньше, он застал бы Карой, хотя сам Клим и не был инициатором встречи. Что было бы, прилети врач десятью минутами раньше, говорить не приходилось.

— Привет, путешественник, — скупо улыбнулся Джума (по-ромашински, подумал Мальгин). — Что-то выглядишь ты бледновато, не по погоде. Не любишь загорать?

— Не успел, да и гости отвлекают. Только что от меня улетела Карой.

Джума поднял брови, в глазах его мелькнула хмурая отчужденность.

— Карой? Это любопытно.

Они некоторое время смотрели друг на друга, проверяя впечатление и реакцию, но Мальгин закрылся «наглухо», и прочитать, что творится в его душе, Джуме не удалось.

— Не возражаешь, если я посижу с тобой полчаса? — Врач «Скорой» огляделся. — Благодать-то какая…

Клим надул два матраса и улегся в тени клена — одного из редких лиственных деревьев среди сосен и елей. Джума расстегнул рубашку и пристроился рядом.

— Как здоровье?

— Нормально. Я здесь уже третьи сутки отдыхаю и не думал, что это так приятно после покорения пространств. В суете и обыденности бытия как-то мало задумываешься над философскими проблемами, смыслом жизни, над своим местом в системе отношений в межчеловеческом пространстве. А ведь жизнь — это лишь пауза между рождением и смертью, антракт между двумя сценами, как сказал бы Ваня Заремба, завзятый театрал. Каждый заполняет эту паузу сам, в меру таланта и способностей, не рассчитывая терять, рассчитывая только приобретать. По молодости лет я все считал, что мои потери зависят не от меня, а только от внешних обстоятельств, а теперь вдруг понял: я, и только я, виноват в том, что терял. Хотя, в отличие от поэта, с потерями не согласен.

— Это хорошая формула, я, пожалуй, возьму ее на вооружение. Но ведь не всегда точно знаешь, что твои лучшие побуждения могут обернуться потерей. Например, будучи женатым человеком, я неожиданно вывел другую формулу: не целуйте спящих жен, они пугаются.

Мальгин подумал.

— Это наводит на размышления.

— Вот именно.

— Если жена пугается, она не уверена, кто ее поцеловал…

Джума засмеялся.

— Примерно так же рассуждал и я, и в результате — Карой ушла. Так что, как видишь, я далеко не идеал. А вообще всерьез вести такие разговоры трудно, тем более с умным собеседником.

— Согласен. В каждом из нас сидит свой «черный человек», ждет своего часа, и бороться с ним порой просто нет сил.

— Тебе ли плакаться, мастер? По-моему, до сих пор ты справлялся со своим «черным человеком» успешно. Это Шаламову труднее, а нам с тобой не пристало жаловаться при наличии мощных сдерживающих систем. Я не узнаю тебя, Клим.

— Я сам себя не узнаю, — пробормотал Мальгин.

Где-то в лесу послышался шум, словно кто-то на бегу застучал по стволам сосен. Такой звук Мальгин слышал впервые, на ум пришло слово из лексикона Бажова: голк… По лесу гулял звонкий, светлый, деревянный голк…

— Дятел, — сказал Джума Хан, прислушиваясь. — Лупит по сухой сосне. Ты уже знаешь, что орилоунский трансгресс, о котором упоминал маатанин в разговоре с Шаламовым, в Антарктиде не найден?