— Не врачу определять, имеет ли жизнь больного ценность или нет. Безопасники тоже врачи, и ответственность их тем выше, чем более неповторимы человек и ситуация. Я не спорю с вами, Власта, я просто размышляю. В истории человечества уже были периоды, когда, как сейчас, намечалось смыкание правительственных структур, правоохранительных органов, органов правосудия с преступным миром, когда вырождалось искусство, разменивалась духовность, опошлялось культурное наследие и умирала этика. И что же? Какие режимы помогли человечеству преодолеть эпохи мракобесия, инквизиции, фашизма, псевдосоциализма? Только не тоталитарные, не охлократические, не режимы «всеобщего равенства» и жестокого командования всем и вся. Не надо заигрывать с неформалами, но не стоит и предавать их анафеме, призывая на помощь Чернобога.
Боянова подняла голову.
— Чернобог? Не слышала о таком боге.
— Бог, обитающий в аду, из мифологии язычества. Древние славяне приносили ему кровавую жертву, справляли печальное моление и делали страшные заклятья, чтобы отвратить от себя его ярость.
Помолчали. Потом комиссар взглянула на часы — разговор шел по видео, с разверткой КПР — и сказала:
— Я никого не призываю на помощь, я просто делаю свое дело. Савва, бунт группы истероидов страшен, я уже научена горьким опытом и знаю, какая нужна подстраховка. Ни в одной из социально тревожных групп молодежи не действует закон сохранения духовной энергии, и эта тенденция заведет человечество в тупик, если мы не сможем справиться сами с собой. Позвольте уж мне использовать весь арсенал средств, имеющихся в распоряжении службы. Скупой платит дважды.
Баренц знал гораздо больше, чем было положено ему как президенту Совета безопасности, и больше, чем думала Боянова, он знал все, что знали интрасенсы вместе, в том числе и Железовский, и Лондон, побывавшие в Запределье, но оперировал знанием в разговоре очень редко. К тому же он обладал видением будущего, вот только влиять на него не мог. Так, как хотел бы.
— Ландсберг имеет мнение, что молодежи необходима стальная закалка, свободный творческий поиск, конкуренция, возможность самовыражения, чем обладают только неформальные объединения, и если лишить общество подобных объединений, оно выродится.
Боянова упрямо сжала губы.
— Сталь нельзя закалять на крови, а необузданная погоня за удовольствиями не есть свободный творческий поиск.
— Здесь я с вами согласен. «Сын сумерек» ушел от вас?
То, что разговор переключился на другое, не сразу дошло до Бояновой, она готовилась защищать необходимость своих требований и практических шагов, а смена темы означала согласие Варенца.
— Он на Меркурии и никуда не денется. По всей видимости, его чем-то привлекает «сфера Сабатини», а это означает, что рано или поздно он появится возле нее.
— Чем ученые объясняют вылет из сферы увеличенных земных предметов?
— Связью сферы с орилоунским метро. Последние три предмета были копиями вещей, принадлежавших Климу Мальгину, а он, как нам известно, нашел выход в метро и где-то путешествует. Час назад из сферы выбросило светокопию его перстня… величиной со спейсер! И еще нас очень беспокоит богоид, этот «многоглазый» орилоунский автомат. Складывается впечатление, что он дежурит у сферы и чего-то ждет. До сих пор нет достоверных данных о его назначении, только предположения и вероятностные прогнозы.
И Баренц, и Боянова были включены в информационные сети своих зон ответственности и ежеминутно получали порции данных, часто пересекающиеся или одни и те же, но у Баренца был еще один канал связи, независимый от официальных коммуникаций, и он первым получил сообщение о событиях в тридцатикилометровой зоне Чернобыльского «черного социума». Он сказал: «До связи, Власта», — и выключил канал. Боянова осталась одна в обманчиво тихом кабинете, заполненном пульсирующим радиошумом постоянных переговоров инков отдела и работающих бюро. Сообщение Умника об освобождении Железовского поступило к ней только через три минуты.
Над старым контрольным постом, установленным в зоне Чернобыльской катастрофы недалеко от здания АЭС, Забава остановила галион и некоторое время вслушивалась во что-то, полузакрыв глаза. Ромашин и Джума Хан ей не мешали, разглядывая с двухсотметровой высоты серое здание древней электростанции с демонтированным оборудованием и черный купол Саркофага третьего поколения, в котором были надежно похоронены четвертый и третий разрушенные блоки.
Дискуссия о том, что делать с ними, утихла, и, хотя мнения о транспортировке Саркофага с Земли к Солнцу преобладали, купол так и остался на своем месте, как памятник человеческой некомпетентности, дилетантству, разгильдяйству и преступной секретности.
Здания остальных блоков и купол были обнесены прозрачной стеной полуметровой толщины, непробиваемой и непроницаемой для радиации, хотя такая перестраховка была уже не нужна. Стену приказал установить начальник местного отделения экологического надзора, воспользовавшись отсутствием здравого смысла у исполнительного комитета.