– Но! Это я вам о старшем сыне. А наш Максим Романович, младшенький, – он немного порылся в бумагах, – личность интересная. Принадлежа к казачьему сословию, обязан был призваться в казачье войско. И служил потому, что отец не стал откупаться, не сдал в войсковой доход установленный сбор. Притом – полный европеец по образу жизни и мышлению. Непросто ему. И к казакам ходу нет – слишком на другой манер воспитан. И тут не прижился. Все по столицам и европам. Плюс младший в семье, гордость его ест.
– А не узнали, что изучал кроме инженерного дела? Может быть, естественные науки?
– Не исключено, в Московском университете брал несколько разных курсов. Думаете, он ваш Борджиа? Не знаю, Егор, Максим Чекилев – человек военный. Действовал бы решительно, если бы пришлось, а тут – яд.
– Военный, это верно. Пальцы отрезали чисто, как будто человек опытный.
– Бросьте! Ладно, терпением спасем душу, – женитьба на дочери священника определенно сказалась на Курнатовском, цитаты из апостолов я слышал все чаще. – Края не видно этим бумагам! – сопя, он вынул из папки несколько газетных вырезок и бланки с печатями. – Еще что удалось найти за короткое время… Это не для передачи, Егор. Впрочем, вы понимаете. У отца Чекилева дела с началом войны пошли плоховато. Коротко: он замешан в серьезном скандале с военными поставками. Как там было сказано: «продают все, до совести включительно»? По совести, дело мутное – он ли виноват или его партнеры? Одно точно – только революция и каша, которая заварилась после нее, по сути, спасли его от суда, а может, от разорения и бесчестья. Но к младшему сыну ни политические взгляды брата, ни финансовые проблемы, а может, и махинации отца не имеют отношения. Он, как божья овечка, чист, на родине в момент скандала не был, грамотный инженер и хорошо зарекомендовал себя, полицией ни в чем не замечен. Ни барышень, ни скандалов.
– А морфий или другие препараты?
Спрашивая, я вдруг прямо перед глазами увидел знакомую фамилию, которую мельком заметил в журнале аптекаря в Нахичевани.
– Понимаю, о чем подумали, но нет, ничего. Вы что-то еще другое вспомнили?
– Да, в аптеке Пинагеля среди тех, кто брал лекарство, я точно видел фамилию Шеховцева. У фармацевта неразборчивый почерк, но я поручусь.
– Ше-е-е-ховцев, – задумчиво протянул Курнатовский, – Матвей Данилович, уж больно молод. По сути, мальчишка, как вы. Сидите, не вскипайте, – я усмехнулся, Курнатовский прав: пожалуй, мы с Матвеем одного возраста. Глядя на молодое, открытое лицо Шеховцева с наивным чубчиком белых волос, сложно поверить, что он был участником военных операций. – Так. Что имеем? Отец – помещик. В Добровольческую армию Шеховцев ушел из старшего класса гимназии. Рисковый, на мотоцикле ворвался прямо в центр захваченного города, попал в плен и бежал, опрокинув на землю и ударив кирпичом конвоира. Несколько дней пробирался к своим. В штабе не так давно, но со всеми дружен, всеми любим. Ну, вы его лучше меня знаете.
– Не очень близко. Приятный малый. Любит прихвастнуть разве что. Знаете подробность его побега? Он ее забавно рассказывает. Отсиживался ночь в какой-то канаве, перепутав знамя корниловцев – кумачовое полотно с черной полосой – с другими красными флагами. Утром только разглядел точно, что это не большевики.
– Да уж… Так, кто остался? Ну, чиновник по ведомству железнодорожных путей – Алексей Владимирович Беденко. Живет в номерах «Бристоль», не лучшая гостиница, скромен. Прибыл со всеми нужными документами, приказом. Сам я их не видел, но сведения точные, будьте уверены. Как мне дали понять, подробности его дел тут известны Льву Кирилловичу лучше, чем другим.
Пропустив намек на ЛК, я поинтересовался:
– Шеховцев рассказывал, и так, немного с похвальбой, что они с Беденко встречались еще раньше.
– Да, во время наступления на Царицын и в такой… не идиллической обстановке. Вот и задумаешься: что Беденко там делал? Одни только мысли, фактов на этот счет нет.
Засиделись мы до того, что деликатная Мария Алексеевна заглянула к нам и кивнула на часы. Решено было завтра пойти мне к ЛК и, во-первых, просить его разузнать о тексте телеграммы все, что возможно, а во-вторых, расспросить его обо всех участниках той ночи.
– Я все-таки не оставлю без внимания слова Штрорма, порыщу в этом направлении. Но и вы там подробнее с ЛК потолкуйте, он знает явно больше, чем мне расскажут, – сказал на прощание Курнатовский.
За его спиной Мария Алексеевна куталась в платок, держа лампу. Дом давно спал.
Глава тринадцатая
Ростов. Стрельба в гостинице
Удивительно звонкий в холодном воздухе раздался выстрел, за ним – еще и еще один. Свистки. Крики: «В трамвай прыгнул, в трамвай!» Плюющийся искрами и осыпающий ими деревья трамвай прошел мимо нас и завернул за угол. Подъезд у гостиницы был освещен, как сцена. Разом напомнив мне плотную стаю воробьев, толпа у дверей качнулась и сгрудилась вокруг человека, лежащего на земле.
– Пропустите, со мной врач! – ЛК уже энергично раздвигал толпу.