Черный чемоданчик Егора Лисицы

Но я не успел даже попытаться оказать помощь. Нас очень быстро оттеснили какие-то военные. Впрочем, ЛК они, видимо, знали, с ним перебросились негромко парой слов. Раненого уносят. От гостиницы медленно отъехал автомобиль с черным верхом, навстречу нам из вестибюля бегут люди на улицу. Растерянный швейцар придерживает дверь и говорит всем и никому: «Ведь холодно, я повернулся дверь закрыть… холод не напускать». Прямо у входа ЛК ступает в широкую лужу – в ней бьются толстые серые рыбы, открывают рты. Выстрелов мы слышали три. Одна пуля, видимо, попала в окно, где выставлен аквариум с живой рыбой – ее выбирают себе на ужин гости ресторана гостиницы. От трещины стекло все разошлось, вода и рыба хлынули на пол. Швейцар неловко отодвигает рыб ногой подальше от выхода.

По пути к номеру ЛК на лестнице нас окружило несколько человек с расспросами, мы отвечаем коротко и уже у номера сталкиваемся с Чекилевым. Это неожиданно: зачем он тут? Пальто Чекилева темное от тающего снега, значит, он здесь недавно. Не мог не слышать суматоху внизу и все-таки не спустился? Впрочем, причина визита объясняется – какое-то дело к ЛК.

– Я жду вас, это крайне важно.

– Не сейчас. Слышали выстрел?

– Слышал крики и свистки. Но сейчас спокойного времени нет, так что не удивился.

Так и не сказав, в чем заключалась суть его посещения, он ушел, но сейчас и не до него. ЛК то и дело звонит по телефону куда-то. Новостей, которых он ждет, пока нет.

– Нужно все же поговорить с Чекилевым. Вообще, эта идея поселиться в гостинице мне уже не кажется удачной. Думал, буду избавлен здесь от всех вопросов быта. Но тут буквально проходной двор: стучат в любое время! И хорошо, если бы только по делу.

Он раздраженно прошелся по комнате.

– Без преувеличения, кто угодно свободно входит в номер. А кроме того, уверен, что местная обслуга, простите, роется в моих вещах! Конечно, я не держу здесь бумаг, но все же вещи часто не на месте. Доходит до глупости: сегодня вот не мог отыскать бритвенный прибор. Вообще, вещи, как чужие, не идут в руки. Стоит ли удивляться, что здесь стреляют? Здесь что угодно может быть. Надо бы съехать, но ведь некогда и некуда. Подождите, нужно принять лекарство.

ЛК жил в этой гостинице всегда, когда бывал в городе. Несмотря на вспышку раздражения, на самом деле здесь он был избавлен от всех вопросов быта и даже больше: русские и иностранные газеты, электрическое освещение, первоклассный ресторан и, главное, телефон – все это предоставлялось гостям самым любезным образом, а обслуга не теряла присутствия духа даже в дни перестрелок на улицах.

Из ванной послышалось приглушенное ругательство. ЛК вышел еще более раздосадованным, усы топорщатся, как у моржа на льдине (я видел в журнале «Вокруг света»). Однако смешное сравнение сразу вылетело у меня из головы – он плотно прижимал к руке испачканное полотенце.

– Егор, дайте там чистый платок. Просто нужно прижать.

– Сначала дайте осмотреть. Это что, порез?

– Бритва почему-то в саквояже, в глубине. Да еще и открыта! Наткнулся рукой. Нет, в самом деле, прислуга переходит всякие границы!

– Покажите! Думаю, стоит обработать йодом.

– Оставьте вы свой саквояж, Егор, Бога ради! Медицинское вмешательство и госпитализация мне пока не требуются.

Видно было, что он устал, рассеян и вообще дал немного слабины. Он был из тех, кто считает любую болезнь именно своей слабостью, и единственным лекарством, которое признавал, были некие французские патентованные пилюли. Их он принимал от болей в желудке. Но черт его знает, что там было намешано и откуда ЛК вообще их взял. Странно, но стрельба у гостиницы явно выбила его из колеи.

Я забинтовал чистым платком глубокий порез, не слушая протестов.

– Лев Кириллович, кто этот раненый?

– Егор, все крайне серьезно – это атаман Рябоконь. Если он умрет, будет скандал, который грозит нам расколом. Ему давно приходят письма с угрозами, а сейчас уже не скупятся на энергичные меры – и вот перешли к делу.

– От кого письма?

Но ЛК, как часто бывало, говорил не то, что я хотел узнать, а то, что он считал нужным сказать. Я привык восстанавливать картину по обрывкам. Кое-что я знал и сам, хотя был увлечен работой и довольно долго не замечал революцию, пока она сама не заметила меня.

С момента начала боев Добровольческая армия и казаки находились в осторожном союзе. Среди обеих сил были свои дружеские и враждующие группировки, и единодушно половина Добровольческой армии и все казаки ненавидели начальника штаба вооруженных сил. Я не смог бы сказать, за что, ведь я даже никогда его не видел. Тут же подвизались союзники, почти сразу же страны Антанты прислали своих представителей в Новочеркасск, столицу области Войска Донского. Атаман Рябоконь, в которого сегодня стреляли, – председатель Кубанской Рады. Он давно выступал за отделение и независимость Кубани и явно планировал при хорошем исходе отделить ее и возглавить.