В среду я вышел из общаги, когда Артурчик только-только выбрался из постели и лениво попивал чай — Кирилл к тому времени уже ушёл к Инге. Я прошёлся по улице, украшенной красными флагами и баннерами с патриотичными лозунгами. Протиснулся в трамвай. Почти сорок минут невольно выслушивал двух седобородых рабочих, обсуждавших «сплетни» о пожаре на Новочебоксарском производственном объединении «Химпром». Бородачи покинули салон трамвая около второй поликлиники — так они и не пришли к выводу: слухи о пожаре на «Химпроме» распространяла иностранная разведка, или их придумали торговавшие на базаре «языкатые старухи». Фраза о «языкатых старухах» навела меня на идею купить семечки; что я и сделал, едва выбрался из трамвая.
К Калининскому мосту я шёл по тротуару между невзрачными фасадами пятиэтажек и цветущими каштанами. Щёлкал семечки, изредка зевал. Поглядывал на рабочих тракторного завода, уже сформировавших на проезжей части дороги колонны и ожидавших сигнал к началу шествия. Вместе со студентами МехМашИна я в прошлой жизни ходил на первомайскую демонстрацию лишь однажды. Тот поход мне запомнился невыносимой жарой и шутками Артурчика. Да ещё рассказом Прохорова о Первомайской Джульетте — пусть Артур и озвучил нам его лишь вечером второго мая. Я подошёл к реке, с дороги взглянул на рыбачивших в камышах подростков. Парни преспокойно следили за поплавками, что покачивались на речных волнах — не обсуждали падение в воду женщины.
Я прошёл на середину моста — до того места, откуда недавно бросил в реку одежду ушастого. Облокотился о нагретые солнцем перила. Солнце светило мне в спину, нагревало волосы на затылке и футболку. Я сплюнул с моста шелуху подсолнечника — она полетела к воде, будто мошкара. Справа от меня пришла в движение построенная на дороге около общежитий завода колонна. Замелькали в воздухе красные знамёна, алые транспаранты и разноцветные воздушные шары. Я вспомнил, что моя мама сегодня пойдёт по проспекту Мира с красным флажком в руке — она мне об этом рассказывала. Мы с Киром «тогда» несли плакат с надписью «Мир, труд, май!» — на этот раз мой брат понесёт плакат в паре с Артурчиком: более удобного (по росту) напарника у него в нашей группе не было.
За час до полудня у меня закончились семечки.
А футболка на спине насквозь промокла от пота.
Я вздохнул, повертел головой в поисках подходящей позиции на берегу, откуда бы я видел мост, а солнце не видело бы меня. Отметил, что парней с удочками у воды стало меньше: справа от меня с берега рыбачили пятеро — на мосту, кроме меня, не осталось никого. Я смахнул с бровей капли пота. Взглядом отыскал в десятке шагов от начала моста плакучую иву, под ветвями которой заметил тень.
Но на берег к иве я не пошёл. Потому что увидел приближавшуюся к мосту женщину. Та шла неторопливо, слегка покачивалась — словно едва держалась на ногах из-за жары и усталости. Её светло-русые волосы сверкали на солнце, будто в них запутались золотые нити. Я повернулся к женщине; пристально разглядывал её лицо и стройную фигуру. Ухмыльнулся. От удивления чуть приподнял брови.
Женщина на меня не смотрела: она не сводила глаз с речных волн. Она так и шла по мосту: медленно, не глядя под ноги — скользила взглядом по поверхности реки Волчья. Ветер настойчиво подталкивал её в спину. Между мной и женщиной остались не больше двадцати шагов, когда я почувствовал запах её парфюма. Узнал его. «Французские духи, — подумал я. — 'Diorella» от «Dior».
Глава 13
Сверху припекало солнце — снизу жар шёл от асфальта: дорога на мосту превратилась в раскалённую сковороду. Ветер дул мне в лицо, но прохладу он не приносил — только запахи. Аромат французских духов я почувствовал, но не различил запашок алкогольного перегара. Хотя видел, что приближавшаяся ко мне Маргарита Лаврентьевна Рамазанова слегка покачивалась. На меня она не смотрела, словно её не интересовало ничто, кроме сверкавших на солнце волн под мостом. Я отметил, что Марго одета не по погоде: в белую блузу с длинными рукавами и в серые брюки. И это притом, что даже в тени сегодня уже перевалило за тридцать градусов по Цельсию — на солнце, по моим ощущениям, сейчас было под пятьдесят.
Я сообразил, почему не сразу узнал Маргариту Лаврентьевну. Рамазанова сейчас не походила на ту самую «светскую львицу», какой я обычно её видел в ресторане. Её плечи поникли, точно под грузом забот. Спина ссутулилась. Марго будто на десяток лет постарела с момента нашей прошлой встречи, хотя мы не виделись с ней примерно пять месяцев. Мне почудилось, что я увидел у неё под глазами сетки морщин — не замечал их раньше. Отметил: макияж на лице Маргариты Лаврентьевны смотрелся безупречно. Но он не скрывал ни мешки под глазами, ни усталость во взгляде. Рамазанова при каждом шаге чиркала каблуками туфель по поверхности тротуара, с трудом переставляла ноги. Будто она была пьяна или очень устала.
— Здравствуй, Марго, — сказал я. — Не ожидал, что встречу здесь тебя.