Сперва подумал, что Маргарита Лаврентьевна меня не услышала. Но Марго всё же остановилась — через пару секунд после того, как стихли звуки моего голоса. Она повернула голову, подняла на меня взгляд.
— Серёжа? — сказала она.
Я не почувствовал в её вопросе никакого эмоционального оттенка: ни удивления, ни радости. Она произнесла моё имя спокойно… даже слишком. Таким голосом разговаривали роботы в старых фильмах.
— Здравствуй, Серёжа, — добавила Маргарита Лаврентьевна.
Она повернулась лицом к реке, шагнула к краю моста. Замерла около перил. Снова опустила голову, скрестила на груди руки. В букете запахов её духов я различил новый оттенок: едва уловимый запах валерьяны.
— Давно не виделись, Марго, — сказал я. — Как поживаешь?
Марго смотрела на косую рябь волн, не шевелилась. Словно позабыла о моём присутствии. Не моргала. Ветер перебирал волосы на её голове; он то приподнимал, то опускал кончики белого кружевного воротника блузы.
— Папа умер, — сказала Маргарита Лаврентьевна. — В феврале.
Я кивнул.
Сказал:
— Прими мои соболезнования.
Марго не отреагировала на мои слова. Она смотрела на воду; едва заметно покачивалась: чуть наклонялась вперёд при каждом вдохе. Удерживала руки на груди — не прикасалась к нагретым солнцем перилам.
— Прыгнешь с моста? — спросил я.
Маргарита Лаврентьевна отвлеклась от созерцания волн, посмотрела на меня. Я отметил, что серый оттенок исчез из её глаз. Сейчас они были ярко-голубыми, как безоблачное небо над нашими головами.
— Меня унесёт вниз по течению, — сказала Марго. — Далеко. Там он меня не найдёт.
Я покачнул головой.
— Не унесёт. Тебя выловят из воды мальчишки. Вот те, что сидят на берегу с удочками.
Я указал на прятавшихся в зарослях камыша юных рыбаков. Маргарита Лаврентьевна повернула лицо, пробежалась глазами по берегу реки Волчья. Нахмурила брови — налёт безразличия исчез из её взгляда.
— Об этом я не подумала, — сказала Марго.
Она поджала губы.
— Течение в реке сейчас слабое, — сообщил я. — Твоё тело в любом случае прибило бы к берегу неподалёку от моста.
— Ты думаешь?
— Уверен в этом.
Я потёр подбородок.
— И что мне теперь делать? — спросила Маргарита Лаврентьевна.
Мне показалось: спрашивала она не у меня.
Хотя и смотрела мне в лицо.
— Рассказывай, — сказал я. — А там посмотрим.
Марго заглянула мне в глаза, дёрнула плечом.
Заявила:
— Он не отпустит меня. И не даст мне развод. Сказал, что у меня только одна дорога…
Она кивнула на реку.
Я хмыкнул, развёл руками.
— Существует много дорог. Выбирай любую. СССР — страна счастья и возможностей.
Марго ухмыльнулась.
— Не для меня, Серёжа. Не теперь.
Я увидел, как на край моста, за перилами, приземлился воробей. Он клювом порылся в шелухе от семян подсолнечника, возмущённо чирикнул. Хлопая крыльями, воробей умчался в направлении общежитий тракторного завода.
Мне почудилось, что Марго проводила птицу завистливым взглядом.
Я тоже посмотрел вслед воробью. Увидел, что к мосту подошёл невысокий худощавый мужчина с приметной выпуклой родинкой между белёсых бровей. Он не ступил на мост — остановился, закурил папиросу.
— Ты разводишься с мужем? — сказал я.
Отметил, что мужчина с нескрываемым интересом посматривал на меня и на Рамазанову. Я задержал взгляд на загорелом лице мужчины: на его родинке. Почувствовал запах табачного дыма.
— Подала документы, — ответила Марго. — Ещё в феврале.
— Дали два месяца на примирение, — сказал я.
Маргарита Лаврентьевна вздохнула.
— Два месяца прошли, — сказал я. — Когда будет суд?
Рамазанова ответила:
— Вчера. Был. Ещё два месяца.
Она покачала головой.
— Не выдержу, — тихо сказала Марго.
Я пожал плечами.
— Сейчас лето. Отдохни. Два месяца промчатся быстро.
Маргарита Лаврентьевна покачнулась.
— Ты не понимаешь, Серёжа, — произнесла она. — Наиль не даст мне развод. Никогда. Он так сказал. После этих месяцев будут ещё. И ещё. До бесконечности. Он это устроит: он может.
Марго покачала головой.
— А я так больше не могу. Всё. Я устала, Серёжа.
— Так сильно тебя любит? — спросил я.
Рамазанова усмехнулась.
— Он меня ненавидит. Как и я его. Смотри.
Она дрожащими пальцами расстегнула пуговицу на рукаве блузы. Показала мне своё предплечье, украшенное посиневшими кровоподтеками.
— Я вся в таких пятнах, — сказала Марго. — Их нет только на лице. Сама себя калечу. Так он сказал милиции. Привёл свидетелей — те подтвердили его слова. Не отпустил меня в психушку — лечит на дому. Вот так вот, Серёжа.
Она улыбнулась — её глаза влажно блеснули. Ветер соорудил на голове Марго похожий на корону хохолок из волос, ярко сверкавший в солнечных лучах.
— Тогда уезжай, — предложил я. — Страна большая. Много в ней лесов, полей и рек. Муж тебя не найдёт.
Марго снова хмыкнула: нервно, невесело.
— Без денег, без документов? — сказала она. — Он всё у меня отобрал.
Покачала головой.
— Да и кто мне позволит? — спросила Марго.
Она ткнула пальцем себе за спину.
— Видишь того хмыря с родинкой на лбу? — спросила она. — Ходит за мной, как приклеенный. Один из подручных моего мужа много. Они кормятся у него на рынке. Сегодня один таскается за мной, завтра другой. Наиль знает о каждом моём шаге.