Черный день

Не все могли выдержать этот ад. Один бывший ракетчик, не сорви она с него противогаз, захлебнулся бы рвотными массами. Другой, увидев то, что Бог не должен дозволять человеку видеть, прошел еще десять метров и сполз по стене — свалился в глубокий обморок, так что его пришлось отправить обратно прямо во время операции. Говорили, что после этого он попросил перевести его на любую работу под землей и начал заикаться так, что трудно было разобрать хоть слово.

Еще рассказывали, что после работы в похоронной команде какой-то сержант стал седым как старик, но Маша считала это выдумками. Из того, что она помнила о строении человеческого волоса, никак не следовало, что тот может потерять весь пигмент за пару минут или даже за час. Для этого он должен как минимум выпасть, а на его месте вырасти из луковицы новый. Если бы это было так просто, то она сама давно ходила бы с волосами цвета снега.

Но в основном обходилось без эксцессов. Слабонервных среди «гарнизона» почти не оказалось, да и те за эти дни огрубели душой почище, чем санитары морга. За воскресенье одна их группа совершила три полных рейса. Пунктом назначения была ближайшая стройка, где имелся котлован под фундамент подходящих размеров, чтобы стать временным захоронением. Там бортовой КамАЗ, превращенный в ладью Харона, подъезжал вплотную к братской могиле, борт откидывался, и бойцы начинали сбрасывать содержимое кузова в глубокую яму. И так раз за разом.

Последний рейс выдался самым тяжелым. На повороте тяжелую машину занесло на мокром от радиоактивного ливня асфальте, и она застряла в глубокой выбоине. Пятнадцать человек долго толкали ее, стоя в луже, а из-под колес им в лицо летели холодные брызги и комья глины. По уши в грязи, продрогшие и промокшие до костей в своем ОЗК, третий час не снимавшие противогазов, с утра во рту маковой росинки не имевшие, они чувствовали себя не героями, а самыми жалкими идиотами на свете.

Даже сознание важности выполняемой работы не помогало, потому что его не было и на горизонте. Только страшная усталость и отупение каторжников. А ведь все вызвались добровольцами. Кто-то сетовал, мол, было бы проще, будь у них самосвал. Уж лучше побольше тротила, чтоб сразу отправить покойников на небеса. И никто не увидел в его словах ничего кощунственного.

Чернышева помнила каждый из этих маршрутов. Она сидела в кабине и слышала, как в кузове бьются друг о друга окоченевшие «пассажиры». Ее состояние тогда было таким, что она не могла найти в себе хоть каплю сочувствия к ним. Мертвых жалеть глупо, думала она. Они отмучились. Живых пожалейте. У них еще все впереди.

И все же звено свою работу выполнило, а следом приехал и самосвал, свалив в яму пять тонн гравия. Предполагалось, что эта мера будет временной и после прибытия помощи жертв катастрофы ждет эксгумация и нормальные похороны. Тогда еще некоторые идеалисты в это верили.

Вскоре снег, начавший низвергаться с небес, сделал за «похоронщиков» всю их работу. Тогда и сами звенья упразднили. Помощь из центра так и не приходила, и обитатели подземелья предоставили самим себе тех, кто остался наверху — и мертвых, и живых.

Слава богу, это осталось в прошлом. Настал момент, когда у всех сработал какой-то защитный механизм психики, заставивший живых относиться к мертвым как к другим неодушевленным предметам — например кирпичам или камням.

Сегодня начиналось все хорошо, и две трети пути были пройдены как по маслу. Только ветер стал крепчать, да то и дело пропадала связь с поверхностным постом убежища. Впрочем, это было скорее нормой, чем происшествием. Затем в километре от места назначения они налетели на нечто. С трудом разглядев в темноте причину аварии, Чернышева не смогла подавить смешка. По ним плакала книга Гиннесса! Самое странное ДТП в истории автомобилестроения — столкновение с почерневшей эмалированной ванной. Смех застрял у нее в горле, когда на дне она разглядела ссохшиеся обугленные кости.

Да, здесь не было ничего забавного. Целая секция панельного дома рухнула в этом месте на дорогу, став еще одним напоминанием о том, насколько непрочно все, сделанное людьми. За ванной тянулись переплетения труб, поодаль вросли в землю гармошки батарей — все, что не могло сгореть. А черные потеки на стенах могли быть остатками дотла сгоревшей мебели, бытовой техники… и их хозяев.

Большего они разглядеть не могли. Сразу после удара вокруг стало темнее в два раза. Несмотря на мизерную скорость толчок был ощутимым, и результатом аварии помимо пары ушибов и ссадин стала разбитая фара. Серый кисель сомкнулся вокруг маленького освещенного мирка еще плотнее, грозя проглотить его без остатка.

Водителю пришлось перейти на черепашью скорость, благо до цели оставалось рукой подать. Еще издалека они заметили контуры главного корпуса больницы среди зубчатых гребней развалин. Наверно, у каждого отлегло от сердца. Не зря ехали!