Черный день

Весь мир был против него. Живое, неживое — все ополчилось на бедного скитальца. Казалось, кто-то могущественный и злой задался целью остановить его любой ценой. Но Александр знал, что должен дойти до финиша во что бы то ни стало. Должен вернуться домой. Для чего? Этот вопрос он старался себе не задавать.

Считая про себя шаги, Данилов не позволял себе делать передышку до тех пор, пока счет не дойдет до тысячи. Мизер, по прежним меркам. Меньше, чем от дома до автобусной остановки. Если принять его шаг равным метру… Потом краткий привал и снова в путь. Пятнадцать или двадцать таких отрезков в сутки — максимум, отмерянный ему самой природой. Чтобы хоть немного уменьшить сопротивление, он шел, согнувшись в три погибели.

«Погибели?»

Он двигался вперед, гадая, что же произойдет раньше. Откроется второе дыхание или прекратится первое? Но иногда сила ветра была такова, что его передвижение можно было описать формулой «Шаг вперед — два шага назад». Куртка, такая теплая и удобная, сразу начинала играть роль паруса. О том, чтобы идти с высоко поднятой головой и гордо выпрямленной спиной, не было и речи. За гордыню пришлось бы расплачиваться немедленным падением.

Ему и так часто приходилось валиться на землю. Отдельные порывы, налетавшие со скоростью автомобиля, сбивали его с ног, как кеглю. Такие нокауты были довольно болезненными, когда падать приходилось не на только что выпавший снежок, а на слежавшийся наст или на ледяную корку.

Казалось, в их появлении не было никакой закономерности. Иногда они проносились каждые полчаса, иногда раз в десять минут, а порой следовали один за другим и почти всегда заставали его врасплох. Саша не мог высчитать их периодичность. Он не сомневался, что, если бы не рюкзак, под завязку набитый едой, его давно бы сдуло как пушинку и унесло к черту на рога — с его-то массой.

Он знал, что ветер тоже был частью этой аномалии. Исходя из его скорости, правильнее было бы его назвать бурей или ураганом. Но разве может ураган продолжаться неделями? Что там говорит шкала Бофорта?

Саша был «лириком», а не физиком. Климатология лежала далеко от сферы его увлечений, но он был достаточно начитан, чтоб догадаться, что эти явления связаны с перепадами атмосферного давления. А те, в свою очередь, — с зимой.

Она ведь никак не могла наступить одновременно на всем земном шаре. Похолодание должно было идти неравномерно. Резкое падение температуры в Северном полушарии, где располагались государства, начавшие войну, должно было по логике вещей привести к глобальному перераспределению воздушных масс. А «ветер» — это другое название такого перераспределения. Движение воздуха относительно земной поверхности.

Иногда это «движение» было таким сильным, что ему приходилось сутками сидеть, забившись в какую-нибудь нору, пока снаружи неистовствовал буран. Когда события принимали такой оборот, он особенно остро ощущал свою незначительность рядом с силами двух первоэлементов — огня и льда, — вершивших судьбы мира. Хлипкое здание, давшее ему приют, ходило ходуном, порой крыши срывались листы шифера или жести, а Саша молил всех богов, чтобы те не позволили непогоде застать его вдали от населенных пунктов. Однажды боги его не услышали, и в чистом поле парня настигло настоящее торнадо, которое принялось вертеть и швырять его словно пушинку. Все, что он мог сделать, чтобы спасти свою жизнь, это упасть лицом в снег, поплотнее вжаться в него, а потом целый час слушать над собой завывания, исполненные вселенской тоски и жажды отмщения.

Свой путь по темному небосводу совершала бесконечная вереница бездомных призраков. Мириады погибших без погребения, которых некому оплакивать. Никто не объяснит им, в чем состояла их вина и кто в безумной гордыне распорядился их судьбами. Бессильная ярость, дающая силы буре тысячелетия, — вот все, что у них осталось. Движение воздуха… Движение неприкаянных душ.

Они охотятся за ним. Ищут, чтобы забрать с собой. Но так ли уж велика разница между их жребием и тем, что вытянул он? Они никогда больше не увидят солнца. Никто не вспомнит о них и некому будет за них молиться. А разве этого нельзя сказать и о нем?

Когда Саша пришел в себя, над ним уже намело целый сугроб, похожий на скромный могильный холмик. Но он был жив, что только подтверждало его предположение. Похоже, в загробном мире не осталось свободных мест. Он, как всегда, опоздал.

Именно бури часто заставляли его сходить с выбранной им стези. В поисках укрытия Саше волей-неволей приходилось удаляться от железнодорожного полотна, но каждый раз, сворачивая к зданиям, темнеющим слева или справа, он боялся, что потеряет единственный ориентир — цепочку рельсов, которая как нить Ариадны соединяла его с родным городом.

Заблудиться было проще некуда. Данилов опасался доверять свою судьбу даже такому прежде надежному прибору, как компас. Стрелка этого дьявольского изобретения словно взбесилась. Она указывала туда, куда ей вздумается, но только не на север. Видимо, школьные данные безнадежно устарели и все карты придется переписывать заново.