Черный день

Отодвинув щеколду, Данилов проник в чужой огород. Будь он повнимательнее, его насторожило бы, что снег на дорожке, которая тянется от калитки к дому, немного примят. Но руки ломило от холода, и такие вещи сознанием даже не фиксировались.

Не тратя времени, парень дернул за ручку. Дверь распахнулась, и он носу к носу толкнулся с худым и бледным призраком. Это мог быть бродяга-мародер, а мог быть и сам дачник. Как бы то ни было, Саше он был явно не рад. Об этом же говорила двустволка в его руках.

С ревом, которым можно было истолковать как пожелание валить к такой-то матери, он навел на парня ружье. Тот в ответ промямлил что-то невразумительное и попятился. Ружье не двигалось, по-прежнему нацеленное ему в живот.

Тогда Александр бросился прочь со всей скоростью, на какую был способен. Но лыжи мешали ему. Труднее всего оказалось пройти через калитку. Парень замешкался возле нее, даже не успев подумать, что представляет собой отличную мишень. Там он потерял драгоценные секунды.

Саша уже был по другую сторону забора, когда человек выстрелил. Возможно, у него было право защищать свою собственность, а может, он просто не любил непрошеных гостей. Удар в спину заставил Данилова кубарем скатиться с уклона на железнодорожную линию. Там он и лежал, тяжело дыша и надеясь, что стрелок ограничится выдворением его со своей территории.

Вдруг парень почувствовал странный холодок, который медленно распространялся по спине. Что-то густое и липкое… Первая мысль была смешной до неприличия. Сколько Александр себя помнил, он не страдал медвежьей болезнью. Его организм реагировал на страх разве что аритмией и головокружением. Но когда сознание отбросило эту нелепую идею, легче не стало. Пришла вторая мысль, страшная, но более правдоподобная. Его подстрелили. А боли он не чувствует, потому что задет позвоночник.

Но оказалось, что и первый, и второй варианты далеки от истины. Просто рюкзак, туго набитый консервами, принял на себя весь заряд утиной дроби. При этом он пострадал и теперь понемногу «истекал» сгущенным молоком, соком от тушенки, маслом от шпротов. Четверть продуктов была безвозвратно подпорчена, перемешана со свинцовыми шариками и битым стеклом. Да и рюкзак придется менять.

Конечно, это лучше, чем изойти кровью самому. Но как же ему было жаль банки, добытые с риском для жизни банки. Убить сукиного сына мало…

Потом Саша часто вспоминал этот случай как единственную трагикомичную историю в череде страшных драм.

Руки-ноги продолжали замерзать, и необходимость найти убежище не стала меньше. Данилов обошел дачный поселок с другой стороны, и его выбор пал на недостроенный двухэтажный кирпичный коттедж. Уж здесь-то явно никого не было. И все же Данилов, наученный горьким опытом, погасил фонарик и начал ждать. Потом он осторожно приблизился к постройке и заглянул в окно, лишенное стекла. Все чисто. Можно заходить.

Парень дал себе зарок, что впредь, прежде чем ломиться в двери, он будет проводить детальную рекогносцировку местности. Лучше перестраховаться, чем нарваться на еще один такой гостинец. Ему и так невероятно повезло, что незнакомец не довел дело до конца.

Слабая вспышка на небосклоне, далеко на востоке. На фоне антрацитового черного неба возник бледный росчерк. Самолет? Реактивный снаряд? Осветительная ракета? А может, падающая звезда, метеорит, сгорающий в земной атмосфере. Если так, то надо загадать желание.

И Саша загадал. Нетрудно догадаться, какое именно. «Пусть все будет по-прежнему». Он не повторил бы своей ошибки. Он бы…

«Что бы ты сделал? — оборвал он себя. — Не допустил бы запуска ракет? Не слишком ли много на себя берешь, герой? Да что ты вообще мог сделать, если бы знал?» Провести эти двадцать лет по-другому? Пить, гулять и веселиться? Ха-ха-ха, с таким-то знанием. Это все равно что узнать свой приговор от доброго врача-онколога. Но почему он должен обвинять себя? Разве он Бог? Нет. Обычный, в меру умный, в меру способный человек. Один из миллионов. И даже его вина — обычная, рядовая.

Свет с востока угас. Саша снова оказался в темноте. Через десять минут он достиг реки Оби.

Нет, он был лишен этого зрелища — панорамы погибшего города, раскинувшегося по берегам застывшей водной артерии. С первых дней ночи мир для него замкнулся в сфере радиусом в двадцать метров. А до места, где начинается сплошная застройка, отсюда было километра три. Правда, то, что не могли видеть глаза, дорисовывало воображение.

На противоположном берегу, теперь уже в трехстах пятидесяти километрах, был Сашин настоящий дом, там же лежала страна мертвых, место, из которого не возвращаются. Если это так, то река перед ним зовется Стиксом, а где-то рядом его должен ждать Харон со своей лодкой. Вот только Саше нечем платить за переправу. Не сделают же для него исключение? А может, даже не Стикс, а Лета, река забвения. И из нее он должен испить черной ледяной водицы, чтобы стереть остатки воспоминаний о былой жизни.