Черный дневник

– Пусть умрет, – говорят ее губы.

Вика встречается со своим отражением в чашке. В горячем чае видны холодные бездушные глаза.

От этого девушке становится не по себе. Она отодвигает напиток, смотрит на пса и улыбается.

Шамп не отрывается от блюдца.

Он, наверное, не понимает, что Вика ему говорит. Наверное, он не догадывается, что беспокоит девушку.

– Почему я ничего не чувствую?

На голос хозяйки пес отвечает лишь усиленным вилянием своего пушистого хвоста.

* * *

– Назови себя.

Михаил Григорьевич смотрит на арестованного.

Мужчина глядит на полковника, старается понять, к кому тот обращается. Его вспотевшее лицо поблескивает в полумраке кабинета. Его губы дрожат не то от боли, не то от страха.

– Мне повторить? – сердито хрипит Михаил Григорьевич.

– Телепьинский Роман Исаевич, – быстро отвечает заикающийся голос очкарика.

– Хорошо.

Полковник одобрительно кивает. Он разворачивает папку и сверяется со своими документами.

– Роман Исаевич, значит. А ты? – обращается полковник к мужчине восточной наружности.

Михаил Григорьевич берет вторую папку, держит ее перед собой и ждет ответ на свой вопрос.

– Что молчишь? Как звать?

– У тебя мое досье, комиссар. Читай сам.

– О как. Дерзкий чукча!

Михаил Григорьевич разворачивает досье.

Ему понравилось, что этот выскочка обращается к нему «комиссар». Приятный пленник. Умрет последним.

Полковник листает пустые бумаги.

В досье ничего. Пусто. Кроме фото в папке нет никаких данных.

Михаил Григорьевич ухмыляется. Кажется, он рад появлению тайны. Он откладывает в сторону документы. Складывает ладони и хрустит пальцами в предвкушении.

– Это что тут у нас? Привидение завелось? Человек-загадка?

Полковник смеется, его смех пролетает и эхом отскакивает от голых отсыревших стен.

– Знаешь, как легко и просто, буквально за минуту, выясняется имя такого привидения?

Задержанный не отвечает.

– Молчишь? Не знаешь. Конечно, откуда же тебе знать? – Полковник улыбается. – А хочешь, покажу?

– Простите. Извините, что перебиваю. У меня сильное кровотечение, – обращается Роман Исаевич, морщась от боли. Он бросает короткий взгляд под стол, на свое колено, на штаны, которые уже успели пропитаться кровью. С надеждой и мольбой смотрит на полковника.

– Может, найдется у вас что-нибудь чем рану перетянуть? Может, есть бинт?

– Да что вы? Кровотечение? – Михаил Григорьевич наклоняет голову, заглядывает под стол и изображает участие. – Серьезно? Сильное? Может, у вас, гражданин, смертельная рана?

– Я не уверен. Но мне очень больно.

– Что ж, Роман Исаевич, тем больше у вас мотивации поскорее сообщить мне правду. Раньше все расскажете, раньше отправитесь к доктору, – не дает договорить полковник.

– Но я же все рассказал.

Михаилу Григорьевичу неважно, что, когда и кому этот Телепьинский там рассказывал. Важно только здесь и сейчас.

Он строго смотрит и ждет. Молчит, смотрит и ждет.

– Но, если надо, я могу еще раз.

– Все-таки можешь? Не затруднит? Ну тогда давай, приступай. А мы с твоим другом-привидением послушаем.

Полковник ерзает на стуле, показывает, что готов, что ему не терпится услышать занимательный рассказ.

– Начинай-начинай. Не смею вам мешать, Роман Исаевич. – Полковник поворачивается и обращается к безымянному привидению: – А тебя, дерзкое и загадочное существо, я буду звать Чукча.

Михаил Григорьевич катится со смеху от того, как метко он придумал прозвище.

– Чукча! Отлично же подходит. Как считаешь? – Полковник обращается к Телепьинскому. – Подходит ему такое имя?

Он резко прекращает смеяться, становится серьезным.

– Скажи. Вот нам любопытно. Как, по твоему мнению? За что ты, Роман Исаевич, сюда попал? – Полковник проводит взглядом по потолку.

Михаил Григорьевич говорит тихо и мягко. Он делает максимально заинтересованный вид. Ведет себя так, словно разговаривает с приятелем, словно встретился с товарищем после десяти лет разлуки, словно и не стрелял собеседнику в ногу ровно мгновение назад.

– Это не просто мое мнение. Меня оклеветали. Это же очевидный и неоспоримый факт. Понимаете?

Полковник с размаху бьет по лицу очкарика. Окуляры отлетают в угол и со стеклянным бряканьем приземляются на пол.

– Здесь вопросы задаю я! – Полковник оглядывает осужденных, проверяет, хорошо ли все его поняли.

Роман Исаевич выплевывает зуб, прячет его в руке под столом.

– Простите. Я всего лишь…

– А ну говори! Признавайся, гад!

Михаил Григорьевич кричит на очкарика, но обращается к обоим. Он хочет поскорее привести приговор в исполнение. Полковнику нужны подтверждения. Ему нужны факты.

Нужно признание.

– Отвечай, скотина!

Михаил Григорьевич сейчас проведет личное расследование, свое собственное судебное заседание. На котором он сам и свидетель, и адвокат, и прокурор, и судья. И палач.

– Я всего лишь ученый, – говорит испуганный голос. – Я профессор. Я не изменник. Никакой не предатель Родины.

Он говорит, что это все его завистливый коллега-кляузник. Он, этот бездарный ученишка, подставил профессора. Пожаловался.

– Но я же не совершал, поймите. Ничего плохого.