Черный дом

Услышав её короткий отрывистый смех, он поднял на неё глаза. И невольно содрогнулся, увидев её потемневшее, исказившееся лицо. Её расширившиеся зрачки горели безумным огнём, тело сотрясалось от лихорадочной дрожи, руки находились в беспорядочном движении. Она приблизила нож к своему лицу и несколько секунд пристально, с выражением восхищения разглядывала его, поворачивая из стороны в сторону. Потом лучезарно улыбнулась, шумно выдохнула и, вероятно не в силах противиться соблазну, провела языком по блестящему лезвию, обагрённому Максовой кровью. Зажмурив глаза от удовольствия, чмокнула губами, смакуя.

– Самый лучший в мире вкус! – проворковала она , открыв затуманенные глаза и проведя кончиком языка по припухлым кроваво-красным губам. – Вкус свежей крови! С ним ничто не сравнится. Голова идёт кругом, словно от вина. Это как наркотик: попробовав раз, хочется снова и снова. Невозможно остановиться… Да и зачем, собственно, останавливаться? – спросила она саму себя, сделав удивлённое лицо. – Не нужно. Надо идти вперёд. Только вперёд! К новым наслаждениям, к новым приключениям, к новым опасностям… Чтобы интересно было жить. Чтобы жизнь била ключом. Чтобы праздник никогда не заканчивался…

Всё более понижая голос и перейдя наконец на шёпот, она проговорила ещё несколько слов совершенно беззвучно и умолкла, устремив взгляд куда-то в пространство и точно отрешившись от действительности. По её лицу блуждала мечтательная улыбка, глаза немного сузились и заволоклись дымкой, губы слегка приоткрылись, и из груди вырвался лёгкий, едва уловимый вздох.

Но вскоре, будто спохватившись, она согнала с лица неуместную улыбку и нахмурилась. Плавные полукружия её тонких бровей сделались резкими и угловатыми, полные сочные губы искривились и чуть оттопырились, что придало её облику отлично знакомое Гоше заносчивое, надменно-презрительное, отталкивающее выражение. Приблизившись к Гоше, сидевшему на полу у стены и исподлобья глядевшему на хозяев, она встала перед ним и кивнула ему головой.

– Ну что, фраерок, боишься? Трясутся поджилки? – поинтересовалась она и коротко, сухо рассмеялась. – Хотя чего я спрашиваю? Это и так видно по твоей бледной испуганной роже. Конечно, боишься… И правильно делаешь! – подчеркнула она, и на её губах зазмеилась издевательская усмешка. – Даже вчера, несмотря на то что ты не сделал нам ничего плохого, тебя тем не менее ожидала здесь очень печальная участь. Так, подумай сам, что же может ждать тебя сейчас, после того как ты привёл сюда банду этих ублюдков, ныне покойных, чтобы расправиться со мной и с моим любимым папулей? Понятно, что у тебя и твоих тупорылых приятелей – пусть земля им будет стекловатой! – ни хрена не получилось бы. Но сам факт! Вы ведь собирались сделать это. Вы, очевидно, поставили перед собой такую цель. Вы заявились сюда и проникли в наш дом именно для этого. И ты за это ответишь! По полной программе. Ты будешь страшно наказан! Так страшно, что у меня самой кровь стынет в жилах при мысли об этом. Хотя я вообще-то не из слабонервных, – прибавила она и самодовольно улыбнулась. А затем впилась в Гошу острым, пронизывающим взором, точно ожидая от него ответа.

Не в силах больше смотреть на неё, Гоша отвёл взгляд и уронил голову на грудь. Подождав немного, Алина снова победительно усмехнулась и повела свою речь дальше:

– Когда мы обнаружили, что ты смылся, я очень сильно расстроилась. Просто рвала и метала! И чуть не прикончила ту сволочь, которая помогла тебе сбежать… – Произнеся эту словно против воли вырвавшуюся у неё фразу, она оборвала себя на полуслове и нахмурила брови. Метнула куда-то в сторону мрачно вспыхнувший взгляд, закусила нижнюю губу и после небольшой паузы, видимо справившись с приступом гнева, заговорила вновь подчёркнуто безразличным, ровным голосом, с чуть заметной полуулыбкой на устах: – Но потом успокоилась, взяла себя в руки и начала думать. Я нисколько не сомневалась, что, чудом унеся отсюда ноги, ты побежишь жаловаться в ментовку. И мы с папулей стали готовиться к встрече дорогих гостей. У нас было чем попотчевать их! Правда ведь, папка? – обратилась она за подтверждением к возвышавшемуся рядом с ней, как обычно, безмолвствовавшему и невозмутимому напарнику.

Тот остался верен себе и по обыкновению не проронил ни звука, ограничившись лёгким кивком и едва уловимым движением бровей. Алина, видимо и не ожидавшая большего от своего бессловесного сожителя, удовольствовалась этим более чем лаконичным ответом и, ласково погладив бесстрастного «папика» по могучему плечу, продолжала: