Черный Дождь

Журналистка вспомнила, что беседовала с молодыми людьми, но это раздувшееся существо перед ней не было похоже ни на одного из них. Потом Везель рассказал, как его арестовали, как он лежал, погребенный под завалами, и как его друг отправился за помощью — помощь прибыла лишь через два часа.

— Я прочитал вашу статью, — сказал он, указывая на номер «Шика» шестинедельной давности, лежащий на тумбочке у кровати. — Там есть фотография моего друга Бенедикта Вальтера. Только фамилию вы указали неправильно.

Фаллер пролистала журнал. Она вспомнила безжизненное тело и отца, с которым она обменялась несколькими фразами. Именно он тогда подсказал ей название для статьи. Лишь благодаря этой статье она смогла приехать сюда и поговорить с Гердом Везелем. О нем писали все СМИ. У жертв Карлсруэ теперь был свой символ — храбрый молодой человек, который поставил любовь к стране превыше всего ужаса. Его прославляли как героя (хотя на самом деле в его истории было мало героического), и многие журналисты отдали бы все на свете за эксклюзивное интервью с ним.

— Я очень хорошо помню, что мужчина, который был с ним, назвал имя и фамилию, которыми мы и подписали фотографию.

— Это был его биологический отец, — объяснил Везель — Но Бен жил с отчимом. Тот тоже погиб, мне кажется.

— Понятно. Но мне хотелось бы знать, что заставило вас вчера появиться на митинге Партии немецкого народа, несмотря на ваше… состояние.

Блондинка, которая все это время со скептической миной стояла рядом с журналисткой, демонстративно кашлянула. Такие вопросы, конечно, были не в интересах ПНН. Но Фаллер появилась здесь не только для того, чтобы выяснить, кем на самом деле был этот молодой человек. Прежде всего она хотела знать, исходило ли его вчерашнее пламенное воззвание от него самого или же он был всего-навсего марионеткой председателя ПНН Фрайманна, который использовал в своих целях страдания жертв.

— Я хотел сказать людям, чтобы они не опускали рук, — ответил он.

— Но вчера это звучало иначе, — возразила Фаллер. — Некоторые комментаторы говорили о «разжигании межнациональной розни» и «кампании ненависти».

— Чушь! Я всего лишь рассказал, что со мной произошло!

— Когда вы сказали, что Германия должна гореть, вы имели в виду жилища четырех беженцев, подожженные прошлой ночью?

На лице юноши появился страх. Возможно, он даже не слышал о беспорядках, которые прокатились по всей Германии после его выступления, хотя все газеты и выпуски новостей только о них и говорили.

— Что? Но… я такого никогда не говорил…

— Послушайте, — вмешалась блондинка. — Я не понимаю, чего вы пытаетесь добиться, задавая такие провокационные вопросы. Герр Везель произнес очень прочувствованную речь. Если у вас есть вопросы о том, что он пережил, пожалуйста, задавайте их. Однако если вы хотите поиграть на его нервах, я буду вынуждена попросить вас покинуть наш пансион!

Фаллер проигнорировала эту тираду.

— Вы должны понимать, что по собственной воле стали орудием в руках праворадикальной партии!

Молодой человек покачал головой, что, судя по всему, далось ему с немалым трудом.

— В лучшем случае… Я стал орудием ради нашей страны!

Журналистка обвела рукой палату.

— И тот факт, что вы остановились здесь, в гостевом доме ПНН, ничего не значит?

— ПНН — легальная демократическая партия! — возмутился Везель. В его голосе послышались слезы. — Нас поддерживают многие влиятельные люди. Возьмем, к примеру, Хайнера Бенца…

Коринна Фаллер старалась не выдать своего удивления.

— Хайнера Бенца? Миллиардера?

— Да, его самого! Он один из ведущих предпринимателей Германии, и он, как и я, поддерживает наше движение, чтобы снова сделать Германию сильной и способной себя защитить.

— Откуда вам это известно?

— Я виделся с ним позавчера. Здесь, в этом пансионе.

— Достаточно, — вмешалась блондинка. — Герру Везелю нужно отдохнуть. Продолжите в следующий раз.

Она схватила репортера «Шика» за локоть, чтобы вывести из палаты.

Фаллер стряхнула ее руку.

— Все в порядке. Я уже ухожу. Спасибо за уделенное время, герр Везель. Желаю вам всего наилучшего!

— До свидания, фрау Фаллер!

57

— Ева, что ты здесь делаешь?! Мы же договорились…

Леннард подскочил на месте и убавил звук телевизора, по которому передавали репортаж о вчерашней массовой демонстрации на границе зоны отчуждения. На сцене стоял молодой человек. Казалось, он едва держался на ногах, но когда он обращался к толпе, глаза его яростно блестели. Леннард повернулся к ноутбуку. Последние два дня он не спускал глаз с Павлова, но тот вел себя, как будто ничего не происходит, и больше не контактировал с Евой. И вот она снова пришла к нему и попала в поле зрения камеры.

— Мы должны что-то сделать! — кричала она.

— Что-то сделать? Что? О чем ты говоришь? Он что-то заподозрил?

Ева взволнованно заходила туда-сюда по квартире.

— Это ужасно…

— Для начала надо успокоиться! — Павлов достал из холодильника бутылку водки и наполнил два стакана. Один он протянул ей. Ева отпила глоток, с отвращением скривилась, а затем залпом допила.

— А теперь — по порядку. Что случилось?