Черный Дождь

В какой-то момент он отвел взгляд и вспомнил Фабьен. Как бы он хотел сейчас прижать ее к себе, подобно Павлову, обнимавшему Еву! Он вздохнул и переключил запись на перемотку. Павлов втолкнул Еву в спальню. Они занимались любовью в убыстренном темпе. Когда все закончилось, Паули замедлил запись до нормальной скорости. Некоторое время они обнаженные лежали на кровати и молчали. Ева смотрела на потолок, в который была вмонтирована камера. Ее глаза были полны печали. И хотя она не могла знать, что за ней наблюдают, у Леннарда появилось ощущение, что она смотрит прямо на него. Наконец Ева поднялась и покинула квартиру Павлова, даже не поцеловав его на прощание.

54

Герд Везель, стоя за кулисами, обвел глазами огромную толпу, которая растеклась по бескрайнему лугу к северу от Эттлингена. Наверное, сто тысяч человек пришли выразить свой протест ядерной атаке, пришли послушать его. Сердце бешено колотилось в груди. Снова закружилась голова, и ему даже пришлось прислониться к опорам, на которых были закреплены динамики и большие экраны. Доктор Адам бросил на него обеспокоенный взгляд.

— Вы в порядке? Хотите, сделаю вам еще один укол на всякий случай?

Герд покачал головой.

— Я в порядке. Это просто…

Его ответ утонул в громе аплодисментов, приветствовавших появление на сцене Людгера.

— Дорогие друзья! — воскликнул он, подойдя к микрофону и дождавшись, когда стихнут аплодисменты. — Дорогие друзья, дорогие сограждане, я рад, что вы пришли сегодня в это особенное место. Всего в шести тысячах метров к северу отсюда шесть недель назад было совершено подлое нападение. Нападение, которое уничтожило целый город и нанесло сильный удар нашей стране, всем нам. Это стало возможным только потому, что, несмотря на все предупреждения, мы не подготовились к этой опасности! В течение шестидесяти лет мы позволяли нашим врагам беспрепятственно передвигаться по нашей стране, безнаказанно строить козни против нее. Мы пригрели на груди нашей демократии исламистов и прочих террористов. В нашей слепой любви к свободе мы позволяли им делать все, что они хотели. Террористы несколько раз публично объявляли нам войну, но мы отправляли наших солдат за границу вместо того, чтобы защищать собственную Родину. За это поплатились жители Карлсруэ и их близкие!

Над толпой повисла тишина. У Герда по всему телу пошли мурашки. Всего несколькими точными фразами председатель ПНН сумел проникнуть в сердца людей, пленить их. Теперь он понимал, что имел в виду Людгер, когда говорил, что людей нужно увлечь.

— Я спрашиваю вас: что хорошего в свободе, если вы не можете жить в мире и безопасности? Что хорошего в свободе, если она служит только тем, кто хочет разрушить нашу страну? «Единство, справедливость и свобода» — так гласит третий куплет нашего национального гимна. Но Карлсруэ показал нам всем, что это значит на самом деле: «Единство, справедливость и безопасность для немецкого отечества!»

Раздались аплодисменты. Людгер подождал немного, пока они пойдут на убыль, затем продолжил:

— Но о чем я говорю? Когда все это произошло, я находился в пятистах километрах. Я был в безопасности. Я потерял друзей, но разве это может сравниться с потерей жены, матери, сына или дочери? Я недостоин говорить с вами в этом особом месте. Поэтому я предоставляю слово тому, кто был там, чье тело хранит воспоминание о пережитом нападении. Он до сих пор несет в себе эту боль. Прошу вас вместе со мной поприветствовать почетного члена Партии немецкого народа Герда Везеля!

Герду потребовалось время, чтобы понять, что уже пришла его очередь. Под шквал аплодисментов он, пошатываясь, вышел на сцену. Дирк, водитель и телохранитель Людгера, помог ему подняться на трибуну.

Неожиданно перед глазами замелькали черные точки. Он схватился за трибуну и тяжело задышал. Воздух из его груди вырывался с хрипом.

— Дорогие… Дорогие друзья, — начал он, когда аплодисменты постепенно стихли. Его голос напоминал какое-то ужасное кваканье. Он увидел пораженные лица людей у края сцены и в тот же момент понял, что они видят его собственное лицо, многократно увеличенное гигантским экраном. Его изуродованное, посеревшее и осунувшееся лицо. Он попытался сглотнуть, но вязкая слизь, застрявшая в горле, не уходила. Он отпил из стакана и начал снова. На этот раз его голос звучал, чуть тверже.

— Дорогие друзья, как вы видите, я сейчас не в самой лучшей форме.

Редкие смешки быстро утонули в неловком молчании.

— Бомба отняла у меня здоровье. Она убила моих родителей, моих товарищей и лучших друзей. Мартин Шрайбер, Ханнес Хольткоттер, Вилли Дитрих и Бенедикт Вальтер пошли в тот день в Замковый парк вместе со мной. Мы хотели… просто хотели немного повеселиться. На площади шла демонстрация мусульман против… Против…

На лбу Герда выступил холодный пот. Прожекторы, направленные на него, ослепляли, как вспышки молнии. Он изо всех сил пытался погасить в себе приступы панического страха. Из толпы до него донесся тревожный ропот. Он взял себя в руки.