Черный Дракон

Он умолкает, когда Ричард оказывается возле них и замирает, во все глаза глядя на дыру в каменных воротах, будто разом позабыл обо всем другом. За ней беспросветная чернота и далекий, едва различимый плеск воды, но он, должно быть, видит в ней вовсе не это. Вечная рыцарская слава, многочисленные подвиги, что увековечат летописцы и барды, уважение в глазах других рыцарей и простых людей, гордость отца — все это уже в первом шаге навстречу легендарному мечу, шесть веков прождавшему того, кто был бы достоин вложить его в свои ножны и бесстрашно отправиться навстречу опасностям. Рука рыцаря с зажатым в ней факелом слегка дрожит, и оттого свет нервно скачет по камню, когда он первым с осторожностью пролезает в отверстие. Коннор идет следом.

Факел освещает идущие вверх ступени, вытесанные прямо в камне. Быть может, когда-то они были безупречно ровны, но время и часто капающая со свода вода не пощадили их, усыпав прежнюю гладкость рытвинами и неровностями. Ричард нетерпеливо бросается вперед, словно там его уже дожидается до блеска начищенный Дракон и пара десятков врагов, готовых тут же выйти с ним на честный бой. Поднимаясь по ступеням, Коннор из предосторожности опирается рукой на шершавую мокрую стену. Боль в голове к тому моменту успевает притупиться и уже не докучает столь же сильно, но он по-прежнему ощущает изредка накатывающее головокружение, и меньше всего в эти секунды ему хочется скатиться по лестнице на идущих следом, вдруг потеряв равновесие.

На вершине он оказывается лишь немного позже Ричарда, и увиденное заставляет его невольно присвистнуть.

Если по проплавленному в камне тоннелю, по прикидкам Коннора, дракон в его истинном обличье вынужден был бы ползти, плотно прижав кожаные крылья к телу, то здесь он сумел бы не только расправить их во всю ширь, но и беспрепятственно взлететь к самому потолку, чтобы оглядеть собственные владения. Похоже было, что один этот грот занимал внутри Языка ничуть не меньше места, чем бесконечной змеей петляющий путь, которым им пришлось добираться сюда.

Они проходят чуть вперед, и за неровными клыками каменных глыб, обрамляющих верхнюю площадку, куда вывела их лестница, наконец возникает источник прежде слышанного Коннором плеска — почти идеально круглое отверстие в полу, где лениво колышется морская вода, проникающая в пещеру снаружи. Короткий природный проход для ловкача, что сумел бы проскочить мимо осадивших местность русалок и остаться живым и невредимым. Впереди виднеется и спуск к нижней площадке, окружающей подводный вход.

Без раздумий Ричард бросается к ней, а Коннор чуть задерживается наверху, пытаясь сообразить, что именно здесь кажется ему неправильным. Соображать было трудно, и все же что-то совершенно ясно выбивалось из его представлений об этом месте. Он следит за светом от факела друга, срывающим покрывало темноты с новых участков грота, и чувствует, как кто-то беззвучно подходит к нему сзади.

— Никто не создает такие лабиринты, — голос Блеза звучит глухо и растерянно, — ради пустой мокрой ямы. Если это сокровищница, то где, мать его, сокровища?

Коннор провожает взглядом спину друга, ушедшего далеко вперед и теперь будто путеводной звездой освещающего дорогу вниз своим факелом, прежде чем наконец обращает в слова догадку, навязчивым писком звеневшую в мыслях с того самого момента, как они поняли прежнее назначение созданных драконом тайников:

— В твоем кошеле... в моем... В каждой чертовой делорианской кроне. Малькольм строил свою империю на золоте Блэкфира, расплачивался с гномами и эльфами, вел войны, налаживал торговлю...

— Неужели все сокровищницы пусты? — из-за их спин звучит растерянный голос ни к кому не обращающейся Ады. — Ведь в Гренне...

— Твою мать! — зло шипит наемник, заставляя ее испуганно умолкнуть, и прибавляет на родном языке: — Проклятые имперцы!

— Я знаю теллонский, — машинально замечает Коннор.

— Очень рад за тебя, умник, — огрызается Адан и широким шагом направляется следом за рыцарем. — Надеюсь, ты знаешь и чем нам рассчитаться с Тритоном и его головорезами.

Когда все вчетвером они оказываются внизу, Ричард уже стоит перед каменным пьедесталом высотой чуть меньше человеческого роста. Идущий позади мальчишка глазеет по сторонам с разинутым ртом, Ада же чуть более сдержана и уже не спешит вперед с прежним рвением. Заметив на себе взгляд Коннора она невольно закусывает нижнюю губу и отворачивается. Он же смущенно отводит глаза, когда навязчивый голос в глубине сознания с укором подсказывает, что сделала она это вовсе не от чувства вины за свою былую несдержанность и все то, к чему она привела, как того ему втайне хотелось бы. Он — вор и убийца, невзирая на все обстоятельства. Для всех них. Отличие состояло лишь в том, что едва ли Блез, всю сознательную часть жизни прослуживший Триаде, хоть в чем-то его осуждал.