Черный Дракон

— Ты, думаю, поймешь меня, — продолжает наемник, когда догадывается, что ответа не дождется. — Я многое видел сегодня и, вот какое дело, ненавижу чего-то не понимать и не знать до конца. Сделаем вот как: я честно поделюсь с тобой своими наблюдениями и домыслами на их счет, а ты уж ответишь, прав ли я.

Коннор поднимает голову и внимательно изучает его лицо — спокойное, холодное, не дающее прочесть ни единой мысли — прежде чем хрипло ответить:

— Ну попробуй.

— Чудно, — Блез устраивается удобнее и склоняется чуть вперед, сложив руки на коленях. Влажный ворот его рубашки, завязанный не до конца, чуть отлипает от кожи и приоткрывает прежде сокрытые под одеждой татуировки, голос же, стоит ему заговорить, звучит непривычно тихо, без тени обычной издевки, словно стремится одурманить. — Еще тогда, в Гренне, мне показалось, что что-то в тебе не так. Даже больше, чем в твоем дружке, пожалуй. Он — просто тепличное растение, выращенное на сказках о мнимой добродетели, чтобы жениться на такой же дворяночке, выбранной ему отцом, в темноте под одеялом заделать ей-пару тройку детишек и под конец спокойно помереть в теплой постели, усыпив выводок внучков сотым пересказом своих рыцарских похождений. Но ты, — несмотря на туманящий рассудок алкоголь, Коннор испытывает неприятное ощущение, будто даже в его глазах наемник уже видит ответы на все свои вопросы, по крупице извлекает самое сокровенное, — ты на него совсем не похож. Ты практичен и хорошо понимаешь, как устроен мир — настоящий мир, а не фантазия. У тебя нет глупых иллюзий о мнимой чести, ты знаешь, что нужно для выживания. Ты — тот, кто не побоялся сбежать из Ордена, хоть мы оба и знаем, что дезертиров они ищут пуще абаддонов — потому что их больше, чем боеспособных кассаторов. И больше того, ты украл стрелу. Учитывая все это, а так же город, куда тебя занесло первым делом, у меня есть лишь одно предположение, — он вместе с ящиком придвигается чуть ближе, а голос его становится еще тише. — Я живу в Гренне уже восемнадцать лет и отлично знаю, что, помимо рабов, она может похвастать разве что самым большим в империи черным рынком. Но даже я представить не могу, сколько бы выложили богатые коллекционеры за настоящую, не использованную стрелу Кассатора. Хватит на безбедную старость, — Блез загибает первый палец, а Коннор чувствует, как сдавливает горло, — на поддельные документы и все пошлины, — его собственный голос чуть дергается, — которые Кровавый Дедрик заломил за проезд в Теллону, где Орден никогда тебя не достанет. Но во всем этом плане все еще есть загадка. Рыцарями в Делориане становятся в восемнадцать, тебе же, если не ошибаюсь, уже двадцать. Выходит, в Ордене ты прослужил больше двух лет. Имей ты желание сбежать с самого начала — давно бы это сделал. Так что же, — он переходит на едва слышный шепот и склоняется так близко, что капля воды с его волос падает в дюйме от ноги Коннора, — сподвигло тебя на побег именно сейчас, сир кассатор?

Коннор опускает глаза на свои побелевшие костяшки и отставляет от себя бутылку раньше, чем она пойдет трещинами. Поставленная на пол не глядя, она задевает брошенный туда колчан, и на языке невольно вспыхивает горечь. Наверху, над палубой корабля, еще вовсю светит солнце, но в закутке трюма, где сидят они, словно уже наступила глубокая ночь. Неосознанно Коннор думает, что, пожалуй, это как нельзя кстати подходит урагану не выраженных чувств, не сказанных слов и постоянных опасений, что бушует внутри него самого. Он ругается сквозь зубы и вновь тянется к только убранному рому, но смятение и тупую боль в груди не глушат даже несколько богатырских глотков. Блез не торопит его, удивляя все сильнее и сильнее, лишь склоняет голову набок, внимательно следит за каждым движением, будто кот за добычей.