Черный Дракон

Чужая рука вцепляется в его плечо, заставляет остановиться и повернуться. Мгновение друг смотрит на него странно, неясно, и Коннор уже валит это на собственные пьяные домыслы, когда тот вдруг обнимает его, по незнанию крепко сжимает до боли в ушибленных ребрах, и у самого уха он слышит его торопливый сбивчивый шепот:

— Прости меня. Прости, пожалуйста...

Глава 14, или Отверженные

Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое.

Франц Кафка, "Превращение"

* * *

640 год от Прибытия на Материк

Амиан подходит к костру с опаской и останавливается в нескольких ярдах, воровато поглядывает на спины уже сидящих вокруг него — шестерых. Всех, кроме Гидры.

Сокрытый от ветра крупным камнем, огонь горит ровно и жарко, своим светом заполняет вязкую осеннюю темноту. С облегчением Амиан протягивает в его сторону дрожащие от холода руки, ловит долетающие обрывки тепла, вдыхает терпкий и щипающий ноздри запах дыма, не рискуя подходить ближе. Желудок сводит даже после двух кусков жесткой солонины, жевать ее — словно жевать кусок вываренной кожи, но несмотря на непривычные холод, голод и долгий переход, за всю дорогу он ничем не выдал собственных мучений. Даже когда от усталости он чуть не свалился в овраг.

Все его немногочисленные пожитки навеки сгинули в огне вчерашнего пожара, поглотившего резервацию, а сунутый кем-то из бунтовщиков плащ едва ли спасает от холодов, к ночи становящихся совсем невыносимыми. В попытках отвлечься Амиан трет заслезившиеся от дыма глаза и думает о странной иронии — безумное ревущее пламя, стершее с лица земли всякое напоминание о последней паре лет его жизни, и костер, столь сильно манящий своим теплом, были делом рук одного и того же человека.

Амиан невольно обращает взгляд к спине сидящего полудракона и чуть ежится. Разумеется, умом он понимает, что едва ли кто-то из собравшихся желает ему зла, едва ли кому-то вообще есть до него дело. И все же сейчас, как и весь день до этого, он не может отогнать от себя необъяснимое чувство страха. В особенности находясь столь близко.

Сам он, как и остальная четверка из Скара, по классификации Ордена относился к наименее опасным из абаддонов — тем, что не могут не только убить человека, но и причинить ему телесного вреда. О тех, кто был подобен Гидре и жуткому типу, скрывающему собственное лицо даже от союзников, в прежние времена ему доводилось лишь слышать. Сперва из ходивших по землям империи страшных баек, большую часть из которых рассказчики выдумывали сами, а потом и от собственных тюремщиков в те редкие моменты, когда у них появлялось желание говорить с заключенными. Резерваций для подобных полукровок было мало — не оттого, что мало было их самих, а оттого, что схватить такого живьем было для Ордена редкой удачей, почти всегда стоящей нескольких жизней. Тех абаддонов, которым не посчастливилось умереть от стрелы сразу, содержали столь строго, что условия Скара в сравнении с этим могли бы показаться удобствами императорского дворца.

В глубине души Амиан осознает, что именно подобные ей самой нужны Гидре в ее борьбе. Захват слабой резервации был для нее тренировкой, проверкой собственных сил и слаженности работы завербованных ею, первым устрашающим посланием для Венерсборга и императора лично — они идут и они способны расправиться даже с теми, кто испокон веков защищал от них человечество. Никто больше не в безопасности.

Вести войну намного проще, если посеять страх и смятение в рядах врагов заранее.

— Почему ты не сядешь с нами?

Амиан вздрагивает от неожиданности. Невидящий взгляд миниатюрной теллонки обращен прямо на него. Столь пристальный, что невольно хочется прикрыться. Следом за ней оборачиваются и другие собравшиеся — все, кроме Безликого. Младший из братьев-оборотней с усмешкой сдвигается в сторону, освобождает место между ним и собой. Амиан занимает его торопливо, всеми силами скрывая собственные страх и смятение, и невольно радуется, что не очутился подле полулицего гиганта. Голем пугает его до дрожи одним лишь своим видом, сейчас же в руках у него оказывается небольшой, но остро заточенный нож, которым быстро потерявший интерес к происходящему островитянин придает форму куску древесины.

— Как ты... — выпаливает Амиан и на миг умолкает, когда понимает, сколь глупо это прозвучит, но все же договаривает: — ... узнала, что я там?

— Увидела, — ее голос спокойнее, чем море в штиль. — Я вижу всех вас. Не так, как видишь ты, но мне хватает.

Амиан невольно кусает губу. Даже слепая девчонка отыскала себе место среди них и стала незаменима, ему же всего-навсего повезло очутиться в нужное время в нужном месте.