Черный Дракон

Ночь не приносит с собой сна. Ада ворочается в постели, скидывает с себя одеяло, когда становится слишком жарко, и вновь натягивает его до самого носа, едва почувствовав холод. К полуночи все звуки, прежде долетавшие до нее с первого этажа, смолкают. Последним исчезает нестройное, а местами и откровенно фальшивое пение нескольких голосов, начавшееся, как только кем-то была обнаружена старая расстроенная лютня. Из того, что Аде все же удалось разобрать, она услышала несколько уже известных ей баллад весьма пристойного содержания, а следом, когда языки поющих стали заплетаться еще сильнее, узнала и о любви между благородной имперской дамой и юным конюхом, протекавшей прямо в конюшне, под осуждающими взглядами живших в ней лошадей; о золотоволосой деве-воительнице Сесилии, пожелавшей выйти лишь за того, кто сумеет одолеть ее в бою, а по итогу сделавшейся женой вербера, в своем зверином облике одолевшего ее не только на ристалище, но и в первую ночь их брака, — все это неизменно с забытыми словами, пропущенными или перепутанными строчками и даже целыми куплетами, о которых певцы спорили, не прекращая подыгрывать себе на лютне. Следующая баллада рассказывала о славных похождениях одного из сыновей Сесилии и оборотня, но припомнить поющие сумели лишь ту ее часть, где юный герой берет себе в жены разом пятерых дев, а ночь все они — в многочисленных подробностях — проводят на одной огромной кровати. Когда же, в конце концов, репертуар невидимых певцов иссякает, они разбредаются по комнатам, оставляя Аду в мертвой тишине, через которую пробивается лишь сильно приглушенный шум моря.

Она переворачивается на другой бок и подкладывает под голову согнутую руку, глядя на пустующую соседнюю кровать. Где-то в глубине груди вновь просыпается мерзкое чувство обиды, которое Ада торопливо затаптывает, будто тлеющий уголек, грозящий разрастись в целый пожар, если оставить его без надзора.

Он вовсе не хотел ее обидеть. А она сама для него никакая не аристократка, жаждущая свободы всей своей душой, и, возможно, чем-то даже похожая на него самого, а всего лишь обычная безродная служанка. Не обремененная долгом перед собственной семьей и договорным браком с нелюбимым. Он не знает, какие чувства пробуждают в ней его слова, лишь хочет быть галантным с девушкой, как истинный рыцарь.

На потолке, когда Ада укладывается на спину, привыкшие к темноте глаза различают неровные пятна плесени.

Когда она шла на все это, когда впервые выдала себя за кого-то другого, ей вовсе не думалось, что будет столь трудно поддерживать собственную легенду. Не потому, что она не могла прикинуться кем-то другим — она всю жизнь делала именно это, а сейчас лишь открывала настоящую себя. Дело было вовсе не в этом. Трудно ей было вмиг скрыть, безжалостно, раз и навсегда затоптать в себе чинную барышню, которую она создавала и взращивала всю свою жизнь под тщательным присмотром матери. Ада опускает веки и слышит, как под чьими-то шагами тихо скрипят половицы в коридоре. Вся ее жизнь — настоящая череда лжи, в которой она могла быть собой лишь короткие счастливые мгновения, большую часть времени послушно нося требуемую маску. Но она всегда считала ее чем-то отдельным от себя, тем, что всегда можно снять разом и целиком, отбросить в сторону. Теперь же она начинает понимать правду. То, как подло чужая личина стала срастаться с ней настоящей, даже отброшенная в сторону она не сдавалась, оставила часть своих корней, как самый отвратительный сорняк, чтобы возвратиться вновь и задушить, навсегда лишить шанса даже на временную свободу. Рано или поздно Ада вернется обратно в золотую клетку — она понимает, что этого не избежать. Станет женой тому, за кого была сосватана еще до своего рождения и кого видела лишь на одном единственном портрете, станет носить его фамилию и станет матерью его детей — наследников его рода, а не ее. О том, где она была рождена в действительности, будут знать немногие в столице, там она станет тенью мужа, придатком, который словно и не существовал до встречи с ним. И она готова вернуться, смириться и принять свою судьбу. Позже, но только не сейчас, только не когда она лишь начинает открывать для себя этот пугающий и опасный, но завораживающе прекрасный мир, не когда…

Ада резко подскакивает и садится на кровати от грохота и крика за стеной. В первые мгновения она наивно пытается убедить саму себя в том, что кто-то все же свалился с кровати во сне, но спешно отметает подобные мысли, когда возникшую в соседней комнате возню прерывает звук удара и новый крик:

— Не убивай его! Нет! Нет!

Еще ничего не понимая, Ада оказывается на ногах, второпях натягивает штаны и бросается в соседнюю комнату как была, босиком. Из-за чуть приоткрытой двери на пол падает полоса голубоватого света, а прочие постояльцы один за другим высыпаются в узкий коридор, сквозь зевки вызнавая друг у друга о случившемся.

— Какого Лодура вы тут устроили, выродки поганые?  — громко негодует один из них, перекрикивая все прочие голоса. — Морды бить решили, пока честные люди уж третий сон видят?