Хозяйка открыла и ахнула — на пороге стоял мальчик. Неужто по её мыслям?..
— Пиццу заказывали? — звонким голоском спросил он.
Виктория кивнула:
— Проходи!
Мальчик прошёл в коридор, потоптался и вынул из бело-голубой сумки, которую раньше называли «челночной», потому что все челноки именно с такими сумками ездили, большую коробку.
— Вот!
И он назвал цену.
Виктория встрепенулась — денег-то для оплаты она не приготовила. Теперь вот ищи! Придётся мальчика одного оставлять, без присмотра. Или это знак?
— Да ты проходи в комнату! — проговорила она осипшим голосом — не каждый же день к ней являлась юная и невинная «еда», чтобы «покормить» её Ал-Наг.
Мальчик улыбнулся и почему-то очень многозначительно проговорил:
— Так вы меня впускаете? — Помолчал и добавил:
— Впускаете в свой дом?
Странная интонация резанула Викторию. Но её уже несло. В голове как-то само собой возникали вопросы: «А чем ударить? Топора нет. Хотя на кухне есть молоток и большой нож. Но молоток в нижнем шкафу, а нож в ящике. Их же надо достать».
— А хочешь поесть со мной эту пиццу? — вдруг проговорила Виктория. — И выпить чаю? Хочешь?
— Хочу, — ответил мальчик и чуть не ножкой шаркнул.
И откуда только в наше время мог взяться такой?
Он снял куртку и остался в тёмно-синем костюмчике.
Вроде она где-то видела этого тоненького мальчишку. Но где? Не вспомнить. Своих-то детей у неё никогда не было. А к чужим она была абсолютно равнодушна. Но ведь теперь у неё было Дело…
Они вошли в кухню. Виктория попыталась вскрыть коробку с пиццей. У неё не получилось. Но мальчик быстро пришел на помощь. И пока она, отвернувшись, искала в шкафу чашки, он ровно и сноровисто дорезал намеченные при готовке куски пиццы. Виктория повернулась и ахнула: ребёнок уже сам вытащил нож — тот самый, о котором она думала.
Но почему мальчишка столь ловок? Полоснул бы себя таким большим ножом по пальцам — вот вам и кровь невинного ребёнка. И никого убивать не надо, как тогда сделал Орлинский.
— Так ты хочешь чаю? — Виктория протянула мальчику чашку.
— Хочу! — опять односложно ответил мальчик, поднимая на неё прозрачные голубоватые глаза.
Взгляд был таким бесхитростным, что у Виктории сжалось сердце. Вот до чего её довел Борис со своим неуёмным стремлением к молодости! Она готова наброситься на беззащитного ребёнка! Мальчик судорожно вздохнул, словно прочитал мысли Виктории, но не шелохнулся. Не вскочил и не убежал от опасности. Только снова вздохнул и стиснул кулачки.
— Я очень хочу чаю! — прошептал он. — Но не могу!
— Почему? — удивилась Виктория. — Или вам там, на фирме, запрещают общаться с клиентами?
— Нет, что вы! — мотнул головой мальчик. — Наоборот, нас всячески подталкивают к общению. Чтобы мы могли побольше узнать.
«Узнать? — пронеслось в голове Виктории. — Кого же я впустила? Может, он — наводчик. А что? Вполне возможно! Ходит по домам маленький мальчик. Ясно, что его приглашают в гости».
И тут Виктория почувствовала дрожь на своем пальце. Перстень, её бесстрашный Ал-Наг, боялся? Или предупреждал? Но о чём? Конечно, её и саму трясет, но ведь она задумала немыслимое — напасть на ребёнка. А ему, древнему магическому перстню, чего бояться?
— Так почему же ты не можешь выпить со мной чаю? — вкрадчиво произнесла она.
Выведать у мальчишки его намерения наверняка не составит труда.
— Я бы хотел, — многозначительно произнёс странный мальчик, — но ведь теперь уже не могу ни пить, ни есть.
— Как это?
— Так! — Мальчик взял со стола тот самый огромный нож и проговорил совершенно спокойно: — Я ведь уже давно умер, Виктория Викторовна. Разве вы не помните?
Виктория отшатнулась. Ребёнок сумасшедший. Что же делать?! С ножом… Кого звать на помощь?
А странный мальчик вдруг тихо и опять же спокойно констатировал:
— Вы мне не верите? Тогда глядите!
И он снова так же спокойно, безо всяких эмоций, всадил нож в свою руку — прямо поперек вены. Виктория вскочила — сейчас же брызнет кровь. Её новый халатик окажется навсегда испорченным. А Борис так любит именно этот халатик.
Но крови не было. Края раны разошлись, и Виктория увидела, что в тёмной плоти нет ни капли крови. Ах, она понимала, что кровь — это страшно, но отсутствие крови оказалось совсем ужасающим. А мальчик медленно, как напоказ, вынул нож и аккуратно положил его на стол. И этот аккуратный жест привёл Викторию в такую панику, что она осела на свой стул — ноги не держали.
— Ты кто? — не узнавая своего голоса, просипела она. — Что тебе надо?
— Но вы же меня знаете! — укоризненно проговорил мальчик. — Я — Стёпочка. Сын трагика Орлинского. Да вы поглядите внимательнее и сразу признаете.
Виктория, дрожа всем телом, подняла глаза и узнала наконец Тот Самый бархатный костюмчик тёмно-синего цвета, что был некогда на сыне актёра. Бархатная курточка с золотыми пуговичками, брючки широкие, но стянутые по старинной моде резинками на щиколотках. Брючки-колокольчики. Точно он! Но почему явился к ней? Да ещё и прикинулся разносчиком пиццы?!