Платон считал, что время — это остановленное действие: «Время — это существующее и остановленное что-то относительно чего-то».
Но у Аристотеля имелась иная теория. Он разделял два понятия становления «чего-либо, то есть результата» по отношению ко времени. Отсюда и два параметра времени. На самом деле, как считал Аристотель, становление-результат достигается не сразу, а проходит поэтапно. Однако для любого этапа требуется энергия.
Вначале, наполняясь энергией, возникает потенциальное усилие (потенция). Однако это начало несёт в себе многовариантность. Действительно, потенциальная заявленность предполагает различные пути осуществления и ещё не имеет магистрального пути.
Однако затем энергия переводит потенциальное усилие в энтелехию (осуществление). И тогда внутренняя Сила, потенциально заключающая в себе цель, приводит к осуществленному результату. И вот эта осуществленность одновариантна.
То есть потенциал ищет энергию, чтобы нащупать возможные варианты. Энергия же затем ищет выход, чтобы обрести энтелехию — совершённость и единственно верный или возможный вариант.
Отсюда следует, что, возникнув на начальной стадии, потенция, как более гибкая и пластичная, потенциально может приводить к разновариантным результатам. Так не следует ли сначала проверить все возможные варианты, чтобы при конечном результате одновариантности не оказаться обманутым?
Глеб обвёл мутным взглядом белые больничные стены. Надо же, отдельная палата… Интересно, почему? Он два раза до этого попадал в больницу, но оба раза в палаты, набитые койками до отказа. А тут — он один. Кто-то заплатил? Но кто? Скорее всего, администрация гостиницы. Его же привезли оттуда. Там, в гостинице, пока он спал, ему на голову со стены свалилась тяжеленная картина. Хорошо, что на его голову, а не на Рину. Что за идиотизм — вешать такие тяжести над кроватями постояльцев?!
Рина… С ней всё в порядке. Он чувствовал её присутствие, когда его грузили в «скорую». Она плакала. Значит, он ей всё-таки не безразличен. Потом его увезли, и дальше он ничего не помнит. Кажется, вокруг суетились врачи. Потом ещё кто-то не раз заходил в его палату. Все в белых халатах. А один врач даже сам чуть не потерял сознание, взглянув на Глеба. Стал кому-то лихорадочно звонить. Но может, всё было и не так. Глеб не помнит. Зато помнит, что Рина осталась в гостинице. Одна! И это чудовище, наверное, уже очнулось от своего тёмного сна. И снова попытается напасть на Рину…
Глеб застонал. Стон отозвался в голове тысячами болевых иголок. Наверное, у него сотрясение мозга. Да не просто сотрясение — помутнение мозгов! Глеб застонал сильнее. Как он мог так попасться?! Ясно же, что проклятая картина не сама сорвалась со стены — кто-то помог! Кому-то было необходимо вырубить Глеба, чтобы лишить Рину защитника. Кому? Тут и к гадалке не ходи — ясно, что это дело рук Чёрного Дракона.
Надо встать. Прийти в себя. Собрать по кусочкам. И поехать искать Рину.
Или надо найти Дракона? Он же ловец, эмпат. Он сможет снова почувствовать, где сейчас это чудовище. Какая жуткая и глупая оказия судьбы — ловец был рядом с Драконом и не смог ничего сделать! А ведь всего-то надо было вызвать тех, кто сумел бы расправиться с этим чудовищем. И дело его жизни было бы совершено. Но он замешкался. Дезориентировался. Отвлёкся на… Рину. А потом и вообще потерял Силу. Или так и было запланировано? Рина помогала Дракону? На ней же его печать…