Черный ферзь

– Флакш отравляет всех, кто хоть раз здесь побывал, – сказал Навах. – Грязь, пот, кровь, война – не суть важно. Есть тысячи миров, где еще больше грязи, пота и крови. Но там мы все равно остаемся сами собой. Рубимся на мечах, интригуем, травим злодеев, но это словно… словно спектакль… Theatre du Grand-Guignol… Достаточно сойти с подмостков, чтобы вернуться к самому себе… Но не здесь, не здесь, понимаешь?! – Навах бешеными глазами смотрел на Свордена.

– Остынь, – посоветовал Сворден. – Ты опять несешь тарабарщину.

Но Навах его, конечно же, не услышал.

– Она кроит наши души! Точно так же, как кроит разум живорезов! Здесь главное – боль. Чтоб никакой анестезии. Только боль и кровь. Кровь и боль. Вивисекция человечества. А если… а если… а если она и есть Gott? – собственные слова настолько поразили Наваха, что он вцепился в Свордена, выискивая опору ослабшему телу.

– Кто – она? И что – она? – как можно терпеливее спросил Сворден, отдирая от себя кодировщика. Сумасшествие, конечно, недуг не заразный, но лучше держаться от заболевшего на расстоянии.

– Она, – пояснил Навах. – Трахофора. Не тот самый Gott, естественно, как у мракобесов, не всемогущий и возлюбивший все и вся. А такой – местный, локальный, не всемогущий и не возлюбивший. Концентрат разума, вертикальный прогресс… Разве ты ее не видишь?

И тут Сворден увидел.

Глава восемнадцатая Белый клык

После последних слов Господа-М у Свордена Ферца возникло стойкое желание… нет, не повернуть обратно в заросли лугоморья, а подобрать камень покрупнее, один из тех, что щедро валялись вокруг. На всякий случай. Но пересилил себя и здраво рассудил, что таскаться по пустынному предгорью с камнем за пазухой не с руки, а возникни в этом нужда, он всегда успеет схватить из под ног нечто увесисто усмиряющее гипотетическую опасность.

И он легким прогулочным шагом устремился к нависающей над ним скале.

Рефракция здесь оказалась даже не чудовищной. Она с изощренной жестокостью пренебрегала всеми канонами здравомыслия, выдрессированными у носителя разума эволюцией. Точка перегиба корежила окружающее пространство, сминала в складки, скручивала, растягивала так, что казалось – еще чуть чуть, и распахнется зев какого-нибудь там межпространственного колодца, ведущего на другую сторону Флакша.

– Не верь глазам своим, – посоветовал самому себе Сворден Ферц, стараясь не особо смотреть по сторонам, сосредоточившись на узком пятачке земли под ногами, да изредка бросая взгляд на Белый Клык, который продолжал угрожающе крениться прямо на него. Казалось – вытяни вверх руку и ощутишь гладкий холод камня.

Впрочем, глаза и не особо настаивали на каком-то особом доверии к себе по сравнению с другими органами чувств. Пахло железом и свинцом – тем особым привкусом, что неизбывно сопровождает ржавеющие останки погибших машин. Ветер завывал в пустотах пространственного перегиба и выдувал из гниющей машинерии тоскливую, невыносимо фальшивую импровизацию-реквием. Наждак бьющего в лицо песка обдирал кожу, тут же уступая место еще более отвратному пыльному компрессу.

Валуны оказались никакими не валунами, а спинорным осадком боевого применения магнитного монополя. То, что это был не случайный вброс дираковской частицы, как порой случается при аварийной посадке вблизи гравитационного возмущения, свидетельствовала четкая регулярность расположения осадочных масс. Суперструнная структура рвалась не как попало, чудовищными флуктуациями плотности и температур выжимая из вакуума, как из мокрой мыльной тряпки, хлопья нарушаемых симметрий, а расщеплялась аккуратно, можно даже сказать – деликатно, вдоль гравитационных магнитуд Белого Клыка, оберегая скалу от ущерба.

Против кого применили столь мощное оружие оставалось пока непонятным – в эпицентре уничтожалась любая упорядоченная структура, будь то техника, человек или иное божье творение и его производные. Пустыня первозданного хаоса. Даже не хаоса, все таки имеющего собственные законы функционирования, а хаоса хаоса – крошечная частичка мирового логоса, чудом пережившего Большой Взрыв.

Позади послышался басовитый рокот, лязг, хруст перемалываемых гусеницами камней. Сворден Ферц оглянулся и увидел вползающую в узкое пространство между валунов механизированную колонну, состоящую из пары баллист, тяжелого танка и машины сопровождения с решетчатой фермой излучателя. Марево искажающей рефракции то пугающе раздувал бронетехнику, словно ее пучили пары хладагентов, вырвавшиеся из скверно отрегулированных, изношенных в хлам реакторов, то сжимал, сминал – так недоучка хирург – фронтовой мясник пальпирует живот агонизирующего солдата в поисках разворотившего внутренности осколка.

Впереди идущая баллиста замедлила ход, люк на башне откинулся и оттуда возник человек. Высунувшись по пояс и вцепившись в поручни он рассматривал стоящего на пути движения техники Свордена Ферца. Что-то сказав в микрофон, человек оглянулся назад и скрестил над головой руки. Колонна остановилась.

– Дрянь машины! – громко сообщил Свордену Ферцу командир баллисты.