Черный Ферзь

Мальчишка же, напротив, легко и беззаботно скакал с кочки на кочку, порой балансируя на одной ноге и махая руками, точно жучок. Вдобавок он весело насвистывал, а порой и вовсе начинал описывать вокруг Свордена Ферца и Хераусфордерера круги, запуская им в потные спины тяжелые комья грязи.

Сворден Ферц стоически не обращал на подобные выходки внимания, справедливо полагая — чем бы дитя не тешилось… Однако Хераусфордерер большим терпением не отличался и при каждом попадании ему по спине грязью все громче и громче повторял:

— Крайценхагельдоннерветтернохайнмаль! — пока вредный мальчишка не подловил момент, когда тот замер в неустойчивом равновесии на одной ноге, выбирая место посуше, и не залепил ему по затылку такую здоровенную кочку, что Хераусфордерер плашмя рухнул в грязь.

На удивление, после того как Сворден Ферц помог ему встать, Хераусфордерер впал в странное спокойствие. Он больше не ругался, не обращал внимания на сорванца и его проделки, погрузившись в глубокую задумчивость. Впрочем, мальчишке быстро надоело кидаться грязью, особенно после того, как Сворден Ферц весьма ловко перехватил его, проносящегося мимо, за лодыжки, и, перевернув вниз головой, с наслаждением макнул головой в лужу почище.

— И как там у вас на биостанции? — Сворден Ферц решил завести светский разговор с Хераусфордерером, чье сосредоточенное молчание его слегка обеспокоило. — Какие вести с передних фронтов науки?

— Воюем, — после непродолжительного молчания процедил Хераусфордерер. — Толку только никакого нет… Одни предатели, да провокаторы вокруг.

— И у вас тоже?

— Где их нет? — горько спросил Хераусфордерер. — Все хотят свой брод и желательно с буттером. Это ведь лучше, чем палкой по ребрам… или собаками… в клочья…

— Ну, если так подходить, — Сворден Ферц задумчиво почесал затылок, нащупал в волосах нечто извивающееся, присосавшееся к коже, со всей силы дернул и раздавил пиявку между пальцами. — Передний край науки, постоянные схватки с неизвестностью. Партизанские рейды вглубь вражеской территории. Захват «языков», допросы с пристрастием. Только под пытками лес раскрывает перед нами свои секреты…

Херасфордерер внезапно остановился, повернул голову к Свордену Ферцу и спросил:

— А если сама природа берет вас в плен? Вы можете такое представить? Если уж фронт, если передний край наступления и одержания, то ведь и мы можем оказаться в плену?

— Не могу представить, — ответил Сворден Ферц. — Концентрационный лагерь, созданный природой для ученых, попавших к ней в плен?

Хераусфордерер ссутулился.

— Вас бьют, а вы молчите… Вас допрашивают, а вы молчите… Вас пытают… и тогда… тогда вы начинаете говорить… Это очень страшно… жутко оказаться один на один с безжалостной к своим врагам природой… Она умеет мстить… Без пощады. Когда я впервые попал на биостанцию, я впрямь думал, что угодил на передний край, на самый ожесточенный фронт, в прорыв, в наступательную операцию. Мы все работали… нет, — он потряс головой, разбрызгивая в стороны грязь с волос, — не так… мы вкалывали, как рабы на галерах, как каторжники в рудниках… понедельник начинался даже не в субботу, а намного раньше… Не было времени ни поспать, ни поесть… Черт! Не было времени даже на туалет, поэтому мы отчаянно завидовали тем, чьи лаборатории разместились прямо в сортирах, потому что свободного места тоже не было… Мы спали на письменных столах, питались черте чем, давно сожрав самые неприкосновенные из всех неприкосновенных запасов, справляли нужду в грязные пробирки… И мы готовы были терпеть все эти лишения, потому что верили — вот в этих пробирках… то есть, в других пробирках варится, синтезируется счастье человеческое!

Он замолчал и поплелся дальше, приволакивая ногу. Ботинок как-то неестественно вывернулся, загребал кучи грязи, мешая движению, но Хераусфордерер не обращал на это внимания, тяжело, с хрипом и клекотанием дыша, вцепившись руками в свою цыплячью грудь.

Мальчишка порой забегал вперед, заглядывал ему в лицо, но так и не решался залепить кочкой, которую таскал за собой, намотав на кулак длинную траву.

— В неизвестность нельзя углубляться слишком далеко, — сказал Хераусхоферер. — Всегда нужно следить, чтобы не пропустить точку невозвращения. Иначе не сможешь вернуться и рассказать. И тогда окажешься в плену. Нет… Сначала окажешься в «котле». Знаете, что такое «котел»?

— В котлах варят грешников, — встрял мальчишка.

— Устами младенца, — грустно покивал Хераусхоферер. — «Котел» — это когда впереди тебя танки, позади тебя танки, танки слева, танки справа… Напряжение исследований возрастало, сопротивление материала преодолевалось с таким трудом, что вскоре ни у кого рука не поднималась написать очередной отчет на базу. Да и какой в них толк? Они бы нас все равно не поняли. Мы ушли так далеко, что никто не смог бы вернуться из тех научных дебрей и рассказать — о чем же идет речь… А затем, в пылу тяжелых позиционных боев, в окружении, почти без боезапасов и продовольствия… Мы и не заметили как все оказались в плену. Вся биостанция. Весь цвет науки и все ее поденщики. В плену, в концлагере…