Черный Ферзь

— Вы, наверное, знакомы с эффектом ментальной мультипликативности? Он, на самом деле, не так уж редок, как казалось раньше. В ментальном пространстве мы всегда соседствуем с некими сущностями, что и выражается в наличии резонансных частот ментососкоба. Помните сколько шума поднялось, когда обнаружили этот пресловутый Т-зубец? — Господь-М перехватил карабин и осторожно ткнул дулом в колышущийся бок падали. Падаль взрыкнула. — Еще недолго, — успокаивающе сказал он Свордену Ферцу, как будто тот кушать не мог, так желал узреть открытую фазу разложения лежащей на жаре туши. — Почему бы не предположить, что это безобидное животное и создавало резонансную частоту вашего индивидуального ментососкоба?

— Шутите? — предположил Сворден Ферц.

— Ага, — невесело подтвердил Господь-М. — У нашего брата весьма специфическое чувство юмора. Охотничье одиночество как-то не располагает удачно шутить. Следуя моей гипотезе и учитывая сколько экземпляров всяческих тварей украсило стены моего дома и пополнило коллекции музеев, где ваш покорный слуга имеет честь состоять honoria causa, мой ментососкоб должен походить на спектр какой-нибудь М-звезды.

Господь-М помолчал и продолжил гораздо менее ерническим тоном:

— Я уж не говорю о каком-нибудь специалисте по спрямлению чужих исторических путей, чья работа обязывает не разбираться, кто прав, а кто виноват, а просто успевать первым.

— Успевать первым — грязная работенка, — согласился Сворден Ферц.

— На любителя, — добавил Господь-М. — С холодной головой, чистыми помыслами и горячим сердцем. Да?

— Наверное, — Сворден Ферц выпрямился. В суставах захрустело. Проклятая старость.

Стрекозы еще беспокойнее закружились над тушей. Откуда-то прилетела туча мелкой мошкары и зависла над парящей миазмами падалью, закручиваясь множественными спиралями.

Свордену Ферцу показалось, что земля под ногами зашевелилась. Ему немедленно представилась живописная картинка червей и личинок, устремившихся по подземным ходам к разгорающемуся пиршеству.

Он смотрел на мертвое тело и почти не испытывал отвращения. Наоборот, после слов Господь-М он не то, чтобы поверил, кехертфлакш, или вдохновился столь безумной идеей, но ощутил, помимо собственной воли, толику родства с бесстыдно гниющей у него на глазах зверюгой. Как если бы их и впрямь связывала некая нить понимания с привязанным к ней колокольчиком, чей перезвон предупреждал о чудовищной сложности мира, где даже самые надежно доказанные практикой теории — всего лишь теории, и надо находиться в постоянной умственной готовности опровергнуть их.

Что там толковал крошечный человечек с огромным карабином об анти-эго? А если и впрямь человек, подвергшийся вивисекции Высокой Теории Прививания, этого самонадеянного упования на излечение онтологической поврежденности образа человеческого, именуемого в религиозном просторечии первородным грехом, если и впрямь такой человек обретает собственного темного двойника, не живого, конечно же, а, подобно лежащей перед ними падали, гниющего и смердящего?

Сквозь какие отдушины вселенского добра виртуальные миазмы могут проникать в мир? Где расположена та черная дыра Высокой Теории Прививания человечества, обросшая «волосами» потенциального зла, которое распространяется по ойкумене, кутаясь в тоги высшей справедливости или облачившись в серебристые панталоны одинокого конквистадора множества обитаемых островов?

— Охота почитается занятием если и не заслужившим всеобщего осуждения, то, по крайней мере, не признаваемым за род деятельности, о котором говорят в приличном обществе, — сказал Господь-М, взяв карабин наизготовку.

Выставив одну ногу вперед, он все равно являл собой пример фигуры, находящейся в состоянии крайнего неравновесия. Казалось, дунь в полагающемся направлении ветерок, и человечек с карабином у плеча качнется вперед и в лучшем случае уткнется дулом в землю, а в худшем — завалится еще и на бок, придавленный сверху своим Естествопытателем.

Промежуток между ствольной насадкой и боком падали то сокращалось, то увеличивалось. Поскольку Господь-М замер неподвижно, с особой очевидностью становилось понятно — туша «дышала», распираемая изнутри газами.

Он этого не сделает, решил про себя Сворден Ферц. Вместе с тем, где-то на задворках столь беспочвенной уверенности упрямо свербило: «Сделает. Еще как сделает!»

Сворден Ферц завороженно наблюдал как амплитуда «дыхания» падали сокращается, приближаясь к тому пределу, что разделял кончики пальцев Творца и его творения на знаменитой фреске.

— Вы хорошо держитесь, — вдруг сказал Господь-М, яростно осклабившись, будто у него на мушке находился не готовый взорваться от внутреннего давления труп, а готовый к прыжку опаснейший хищник. — Обычно в таких случаях бегут. Или требуют объяснений.

— Я требую объяснений, — сказал Сворден Ферц.

— Получите, — пообещал Господь-М. — Но позже. Времени нет.

Выстрел. Глухой. Почти не слышный за шумом лугоморья.

Вихрь лазоревых стрекоз, заполнивших все вокруг, бьющих по лицу нежными ломкими крыльями.

Протяжный стон падали, наконец-то освобожденной от тяжкого бремени гниения.