Чёрный фимиам (СИ)

Послышались шаги, что-то звякнуло, прошелестело, а потом дверь закрылась и в покое стало тихо. Только Нелани почти беззвучно переставляла что-то на столе.

— Выбирайся из кровать, ленивый кот. Тебя надо кормить и одевать, чтобы ты снова стал человек.

Сингура удивило то, что её речь сделалась чище. Нелани уже не так искажала слова, как прежде.

— Ты лучше говоришь, заметила? — спросил он, отбрасывая полог.

Шианка задумалась:

— Теперь заметила. Когда ты сказать. Сказал. Это странно.

— Многое странно, — согласился он, думая об исчезнувших шрамах.

— Тебе надо одеться, — Нелани положила на кровать стопку одежды. — И поесть. Совсем тощий.

Он с интересом посмотрел на стопку. Дорогие непривычные ткани: шёлк, парча, тончайший хлопок. Он никогда такого не носил, да и вообще не привык к одежде дальян. Но не нагишом же ходить. Хотя Нелани наверняка понравится, останься он в постели и без одежды.

— Что ты улыбаешься? — спросила шианка, подходя и помогая ему надеть рубаху и обернуть вокруг талии широкий узорчатый пояс.

— Думаю, что без одежды я тебе нравлюсь больше.

— Ты мне нравиться… нравишься весь, — она отступила на шаг, полюбовалась и повторила: — Совсем другой стать.

— Стал.

— Стал.

— Тебе тоже надо одеться, Нелани, — заметил Сингур.

Она пожала плечами:

— Мне и так хорошо.

Тонкий шёлковый наряд, который набросила шианка, скользил по нагому телу, делая её ещё соблазнительней.

Они неторопливо ели. И всё было вкусным. Очень вкусным. Фрукты — сладкими, хлеб — мягким, мясо — ароматным, сыр — острым. Сингур получал невероятное удовольствие от еды. Нелани смотрела на него с улыбкой, и он начал жалеть, что согласился одеться, но тут в дверь снова постучали.

— Открой, — улыбнулась шианка. — Это к тебе теперь.

Сингур озадаченно отставил стакан с лимонной водой, но подчинился.

За дверью стояла Эша. В том самом платье, в котором она ходила все эти дни, с заплетенными в косу тёмными волосами. Его Эша. И она впервые за долгие годы смотрела на брата без опаски, без угрюмой враждебности.

— Эша… — Сингур не успел добавить ничего ещё, так как она торопливо переступила порог и стиснула его в объятиях.

— Эша… — даже дышать ему стало легче. — Эша…

Он гладил сестру по волосам, а она льнула к нему, зарываясь носом в грудь, в непривычно дорогую и ещё не пахнущую им одежду.

— Всё хорошо, — Сингур взял её лицо в ладони. — Всё хорошо. Я жив, я не бросил тебя. Мы что-нибудь придумаем. Здесь хорошие лекари. Очень хорошие. Почему ты плачешь?

По её щекам текли и текли слезы:

— Прости, Сингур…

Она сжала его в объятиях ещё сильнее:

— Прости меня.

Сингуру казалось, что его уже ничем не удивить после случившегося в последние дни, но отчего-то к тому, что Эша обретёт голос, он казался совершенно не готов.

— Эша, ты говоришь?

— Прости меня, — повторила она, и вдруг с тёмных волос покатились на пол сверкающие, словно капли росы, искры. — Прости меня, Сингур.

Искры осыпались, и в объятиях Сингура осталась стоять незнакомая рыжеволосая девушка, смотрящая на него с любовью и жалостью. А он всё ещё сжимал её в руках, не в силах поверить случившемуся.

— Прости, Сингур, — в который уже раз повторила незнакомка. — Эша умерла много лет назад. Меня зовут Ири. Я — многоликая Храма Джерта. Прости, что не смогла тебя любить так, как она.

Комната закачалась вокруг Сингура. Он словно потерял опору под ногами и теперь уже не обнимал, а держался за незнакомую девушку, которую по-прежнему не выпускал из рук.

— Когда? — хрипло спросил он, как будто ответ имел какое-то значение.

Ири осторожно взяла его за локти, подвела к креслу и усадила, словно тяжелобольного, а сама опустилась рядом на низенькую скамеечку.

— Почти сразу, как вы оказались в Миаджане, — ответила она. — Её задушила грудная жаба. Думаю, это случилось ночью, потому что рядом не оказалось никого, кто смог бы помочь или позвать жрецов.

Ну да, ночью. В Миаджане царила удушливая влажность, Сингур боялся, что Эше станет хуже, дышать там было тяжело даже ему — здоровому, а что уж говорить о ней… Но она держалась. Только стала дичиться его. А теперь понятно, почему. Нет. Не может быть! Возможно изменить облик колдовством, но невозможно превратить одного человека в другого! Это ложь.

— Помнишь, ты пришел однажды и сказал, что в подземелья ушли двое и не вернулись? И ещё добавил, что, если с тобой что-то случится, меня, скорее всего, убьют? — рыжеволосая девушка, почувствовав смятение собеседника, взяла его за руку.

Он медленно кивнул.

— А помнишь, когда тебя принесли без памяти, я мазала тебе спину мазью? Долго. Много дней. А потом ты начал слышать камни, — она стиснула его ладонь. — Это была я, Сингур. Не Эша. Я вышла с тобой из подземелий Миаджана, я шла по старому тракту, пока мы не встретили повозку балаганщиков. Я просила тебя не выходить на круг, когда мы приехали в Миль-Канас.

Сирнгур смотрел на неё остановившимся взглядом, пытаясь осмыслить и принять случившееся.

— Но ты… зачем…