Черный флаг (ЛП)

Я рассудил верно. Кобли был там, у дальнего конца стены. Он стоял спиной ко мне, в его руке сверкнул нож. Он был легкой приманкой, карауля меня вот-так. Я мог за три шага добраться до него и вонзить свое лезвие в его хребет, — и все это быстрее, чем он успел бы пёрнуть.

Но он был нужен мне живым. Я должен был узнать, кто сопровождал его. Кем был тот высокий человек с перстнем, которому удалось помешать Джулиану убить меня?

Поэтому я нейтрализовал его. Ну, не столько его, сколько его руку. Отрубив ее.

Или по крайней мере, я попытался. Я был неопытным фехтовальщиком, и это было очевидно, но, возможно, тупость лезвия тоже сыграла свою роль. Во всяком случае, я нацелился на предплечье Кобли, ухватившись за саблю двумя руками. Я разрезал его рукав и вонзил лезвие глубоко в руку, но мне не удалось ее отрубить. Хотя бы я добился того, что он уронил оружие.

Кобли закричал и отступил. Он схватился за раненую руку, кровь из которой омыла стены флигеля и грязь под ним. В тот же момент я уловил какое-то движение в темноте и вспомнил звук, который я счел за возможный знак постороннего присутствия. Было слишком поздно. В лунном свете тени породили фигуру, и я увидел равнодушный взгляд из-под капюшона. Рабочие одежды и сапоги были почему-то слишком чистыми.

Бедняга Том Кобли. Он не мог этого предвидеть. Он практически насадил себя на лезвие незнакомца. Новоприбывший вонзил саблю в его спину до самой грудной клетки, и лезвие выглянуло из плоти омытым в крови. Кобли опустил на него взгляд, пробормотал свои последние слова, и его тело соскользнуло с сабли и шумно упало в пыль, когда незнакомец вытащил лезвие.

Есть такая поговорка, да? "Враг моего врага — мои друг". Звучит она примерно так. Но для этого правила нередки исключения, и в моем случае оно воплотилось в человеке в капюшоне и с окровавленной саблей. Моя шея все еще болела от следа его кольца, а лицо — от его кулаков. Я не мог понять, почему он убил Тома Кобли, и не очень это меня интересовало. Я сделал выпад вперед с воинским кличем, и лезвия наших мечей колокольным звоном нарушили ночную тишину.

Он легко парировал удар. Раз. Два. Не успел я сделать рывок, как мне пришлось уже отступать, неуклюже и неумело защищая себя. Я сказал, что был неопытным фехтовальщиком? Да я не был фехтовальщиком вообще. С не меньшим успехом я мог орудовать дубинкой или палицей. Его сабля со свистом глубоко ранила мою руку. Сначала я почувствовал тепло крови, потекшей вниз по бицепсу и намочившей рукав, а затем — как силы начали покидать руку, державшую оружие. Мы не боролись. Больше — нет. Он играл со мной. Играл со мной, чтобы потом убить.

— Покажись, — задыхаясь, произнес я, но он не ответил. Я понял, что он услышал меня только по отблеску улыбающихся из-под капюшона глаз. Обманутый дугой, описанной его саблей, я не успел — и не немного не успел, а сильно не успел — защититься от удара, нанесшего вторую рану.

Он снова попал. Снова. Со временем я понял, что он нанес порезы с точностью медика — достаточные, чтобы причинить боль, но не чтобы мгновенно обездвижить меня. Но определенно достаточные, чтобы обезоружить. В конце концов, я не почувствовал, как оружие выскользнуло из пальцев. Я просто услышал, как оно упало на землю, и увидел, как оно лежало в пыли и крови, вытекавшей на него прямо из раны.

Пожалуй, я ожидал, что он снимет капюшон. Но он его не снял. Вместо этого он, приложив кончик сабли под мой подбородок, жестом руки указал, чтобы я сел на колени.

— Ты не очень-то хорошо знаешь меня, незнакомец, если думаешь, что я умру, стоя на коленях, — сказал я ему, чувствуя себя удивительно спокойно перед лицом поражения и смерти. — Если тебе все равно, то я бы предпочел стоять.

— Ты не сегодня встретишь свой конец, — сказал он глубоким и ровным тоном. — Мне тебя жаль. Но вот, что я тебе скажу. Если "Император" не уплывет с тобой завтра утром, эта ночь станет началом конца для любого, носящего фамилию Кенуэй. Исчезни с первым светом, и никто не тронет твоих мать и отца. Но если этот корабль отчалит без тебя, то они пострадают. Вы все пострадаете. Я ясно выражаюсь?

— Не соизволите сказать, кто мои милосердные враги? — спросил я.

— Не соизволю. Знай только, что существуют силы в этом мире куда более могущественные, чем ты можешь себе представить, Эдвард Кенуэй. Этой ночью ты увидел их в деле. Ты пострадал от их рук. Да наступит этому сейчас конец. Не возвращайся на эту землю. А теперь, Эдвард Кенуэй, ты сядешь на колени.

Промелькнула сабля, и ее гарда ударила меня в висок.

Когда я очнулся, я был уже на борту "Императора".

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

По крайней мере, я думал, что был на "Императоре". Я искренне на это надеялся. С больной головой я вылез из койки, но стоило мне вытащить сапоги, как меня откинуло в сторону.

Недолгий полет завершился ударом по лицу. Некоторое время я мог лишь стонать от боли, пытаясь понять, какого черта я чувствовал себя таким пьяным, хотя не помнил, чтобы я пил. Ну и, конечно, я не был действительно пьян.