Черный Гетман

— А что с ним делать? — нахмурился сотник. — В тех местах житье опасное, воров полно по лесам, что на Дон бегут, да и татары за Засечную черту все еще просачиваются, по ясырь. Ну а как брат-то мой помер и вовсе житья не стало. Земли те под московской рукой, кругом стрелецкие поместья, холостых да вдовых не счесть. Украли бы племянницу, да обвенчали насильно.

Они опорожнили кувшин, подтянули поближе новый. Пышущая жаром раскаленная печь и духмяная медовуха расположили к душевному разговору.

— Ты, пан сотник все же объясни, — решился спросить Ольгерд. — Как так получилось, что сам ты запорожец, а твой брат покойный — московский стрелец?

— Не родным мне братом был покойный Иван, а единоутробным. Мать у нас одна, а отцы разные. Мы в Сумах жили, батько казачил на Сечи, погиб в турецком походе. Мать хороша была собой, долго не вдовствовала, вышла замуж за проезжего стрельца. Он нас забрал к себе в Тверь, там Иван и родился. Мамке хорошо там было, любил ее отчим, да и хозяйство справное держал. Я же у московитов не прижился, как четырнадцать годков стукнуло, ушел, не спросясь, на Сечь — батьковой славы добывать. Так и закрутилось. То в Порту с набегом, то татарам брюхо пощупать, то польскую шляхту жечь. Потом, много позже, решил родню навестить. Приехал в Тверь, да не застал никого. Отчима под Брянском убили, мать померла, а брат Иван стал разбойником, в воровской шайке по лесам гулял. Где его искать? Только после ранения, когда хутор здесь получил, проведал я случайно о нем в Чернигове. Оказалось Иван мой давно уж с прошлым порвал, покаялся, в стрельцы попросился, получил землицы там, где раньше разбойничал, осел, женился на местной красавице, Ольга у них родилась. Да только, поговаривают, земля досталась ему несчастливая. Съездил я к ним в гости, а Иван, когда я его увидел, был уже не жилец. Ела его черная хворь, да больше душевная тоска. Все каялся он за прошлое, кровь убиенных с души своей грешной смывал. Похоже, так и не смыл. Мать Ольги при родах померла, сам он жил без счастья, умирал тяжко. Я не видел, но племянница рассказала говорила — долго, в мучениях отходил. Дело было в грозу, кричал он страшно, пока глаза не закрыл. Ну да Бог ему судья…

Оба надолго замолчали, думая каждый о своем. Ольгерд вспомнил о девушке, про себя подивился. Досталось ей, стало быть в жизни немало. Матери не знала, отец, бывший тать, помер на руках. Вот почему на хуторе так легко все хозяйство потянула — дело привычное.

— Ладно, это все дела наши, домашние, — справившись с чувствами, продолжил Тарас. — Для тебя новости неплохие. Вместе с патентом на сотню получил я казенный кошт на десяток конных полчан, чтоб гарнизоном при мне стояли и порядок держали по селам и местечкам. На всех дают лошадей, оружие, фураж да боеприпас, к рождеству в Чернигов забирать поеду. Так что давай, записывайся в сотню. Поначалу будет жалование, конь да ружье. Позже, как начнем здешние земли к рукам прибирать, поставим тебя в реестр. Хутор свой заведешь, соседом станешь…

Вскинулся Ольгерд от этих слов, будто плетью его ожег старый сотник.

— Мне поместье с гетманского плеча без надобности. Есть у меня своя вотчина!

Тарас сочувственно вздохнул, заговорил рассудительно, словно с дитем неразумным.

— Вотчина твоя где, говоришь — на Курщине? Так там ведь уже давно на нее царев человек посажен. Тебе, литвину, чтоб отчие земли вернуть, нужно дождаться чтобы Речь Посполитая снова, как при Смуте, Москву повоевала. А пока что, сам видишь, оглобля в другую сторону смотрит. Воюет царь Алексей Литву, навсегда воюет. Сказывали в Чигирине, Шереметев взял Витебск и Могилев, а сам кесарь русский на Вильно двинулся и со дна на день город возьмет. Поверь старому казаку, после того, как примет под руку русский царь всю литовскую шляхту, не видать тебе отчих земель, как ушей без зерцала. Так что смирись, обиду поглубже в себя загони и бери, что дают. Это сейчас тебе новые поместья кажутся с гетманского плеча подачкой. Жизнь пролетит — глазом моргнуть не успеешь, и станут земли эти детям твоим и внукам родовой уже вотчиной. Так что соглашайся, сынок.

Помолчал Ольгерд перед тем как сотника обидеть. Спасителю своему отказывать не хотел, но давно уже принял решение: как первых новобранцев вышколит — уйдет из Лоева. Мысль у него была одна — сходить на войну, талерами разжиться, да успеть выследить Душегубца, пока того не изловили стрельцы из разбойного приказа. Каждый вечер, закрывая глаза, он видел родной Ольгов, отчий двор и кол, в землю вбитый на том самом месте, где стоял тогда конь погубителя, а на колу Душегубца, умирающего в страшных муках…

Он вдохнул, чтобы вымолвить слово отказа, после которого останется лишь собрать пожитки, но осекся от нежданной помехи.

— Дядюшка! Ольгерд! — в дверь залетела с Ольга. Улыбнулась, как жемчуга показала. — Морс клюквенный горячий поспел. Велеть чтоб подали?