Первым, и вполне заслуженно, был осыпан милостями командир гусарской роты дворянской хоругви — личной церемониальной гвардии короля, возглавивший безумную вылазку, которая переломила ход сражения. Необычные крылатые всадники, невзирая на малое свое число, обратили в бегство суеверных московитов — как выяснилось от пленных, их командиру в пылу боя почудилось, что сверху на них движется небесное воинство во главе с архангелом Гавриилом. Ротмистру, урожденному гасконцу, столь удачно использовавшему непригодное в бою парадное украшение, помимо изрядного кошеля и огромной тигровой шкуры, монаршей милостью досталось изрядное имение на границе коронных и литовских земель, конфискованное у присягнувшего шведам магната.
Вторым был капитан, возглавивший оборону на городской стене. Московиты прицельно обстреливали Клеменец из мушкетов на протяжении всей осады, так что сборная хоругвь, стоящая на бойницах, потеряла едва не треть своих жолнеров, а сам капитан, старый мазур, получил два пулевых ранения. Королевская благодарность за пролитую кровь выразилась двумя увесистыми мешочками серебряных талеров.
Следующим по важности заслуг оказался Ольгерд. Объявив застолью о том, что сей благородный литвин не дал прорваться к стенам крепости везущим пушки казакам, король поднял очередной кубок в его честь, дождавшись когда все выпьют, скосился на Обуховича и, уловив почти незаметный кивок, произнес:
— Твой подвиг достоин высокой награды. Чего ты хотел бы просить?
Ольгерд поднялся на ноги. Нахмурился, помолчал. Глядя на него, начал хмуриться и Обухович, скосившись на Обуховича набычился и король.
— Спасибо вашему величеству за высокую честь, коей я, Ольгерд из Ольгова, чей род не значится в шляхетских грамотах, вовсе и не достоин. Знаю, что вы готовы дать мне то, о чем и думать я не мог. Но позвольте просить не за себя, а за других. Вас, как истинного христианина молю о том, чему всех нас учит Иисус Христос., быть милосердным к врагам своим. Прикажите прекратить мучения казаков и поснимать их с колов. Если и уготована им смерть, то пусть она будет быстрая и не стыдная!
За столом установилась такая тишина, что стало слышно как внизу под обрывом шумит река, на берегу которой бранно, словно две московитки, переругиваются прачки, не поделившие какого-то Анджея. Лицо короля побагровело. Ян Казимир грохнул ножкой бокала об стол, выплеснув на бархатную скатерть остатки вина и рявкнул голосом потомка грозных нурманнов:
— Неисполнима твоя просьба, литвин! Они казнены по закону. На кол сажают бунтовщиков, клятвопреступников и грабителей, а казаки войска запорожского, после того, как они, нарушив присягу, переметнулись к московитам, все сплошь и есть истинные нехристи и клятвопреступники!
Король обвел глазами собравшихся за столом, ища поддержки своим словам, но увидел лишь опущенные вниз взгляды.
Единственным из присутствующих, кто посмел возразить королю оказался гасконец-ротмистр:
— Они воины. Их можно было расстрелять, — произнес он тихо, но твердо.
— Это ты воин, — ответил король, — а они бандиты. Казнь бандитов должна быть страшной. Чтобы остальные боялись.
Упрямый гасконец вскинул свой длинный с горбинкой нос.
— За последние годы казаки навидались такого, что испугать их мудрено. Да и сами они народ жестокий и мстительный. Там, на дороге, сейчас умирает в мучениях более сорока человек…
— Сорок два, — тихо добавил Обухович.
— … И почитай у каждого из казненных есть дети, братья, отцы. Близкие друзья, наконец. Все они, узнав о том как умерли их родные, станут не просто недругами Вашего Величества, но кровными врагами. Много ли у нас нынче сил, чтобы плодить врагов сверх меры?
Король опустил голову. Придворные одобрительно загудели.
— Об этом я не подумал, — пробормотал под нос Ян Казимир. — К тому же Дмитрий говорил что…
— Я предупреждал, Ваше Величество, — снова вмешался в разговор Обухович. — Что этого человеку нельзя доверять. Вот и Ольгерд, его знает. Он рассказал о том, что это жестокий разбойник, много лет служивший под рукой царя Михаила.
Король покрутил головой, словно ища поддержки. Не нашел, кивнул соглашаясь.
— Что же, королевское слово твердо. Я обещал награду герою, и он ее получит. Распорядитесь, чтобы к утру всех казаков сняли с колов и расстреляли. Но и награду тебе все же выдам, литвин. Жалую полное гусарское снаряжение, какое носит моя знаменная рота, пусть будет памятью тебе о милости короля!
Ольгерд склонился в глубоком поклоне и пир покатился дальше по накатанной колее. По случаю осады из подвалов были подняты самые неприкосновенные запасы, стол ломился от яств и оголодавшая за месяцы вынужденного поста придворная свита налегала на выпивку и закуску похлеще, чем разговляющиеся на Пасху казачьи полковники.
Через некоторое время король, выслушав в свою честь последнюю здравицу, покинул застолье и поднялся в свои покои. Вслед за ним стали собираться те, кто хотел покинуть цитадель до закрытия ворот. Убедившись, что Душегубец в замке так и не объявился, поспешил откланяться и Ольгерд.