Черный город

— Наконец-то! — с облегчением вздохнул вице-губернатор. Однако теперь предстояло еще найти ключ от этой камеры. Балтазар помчался к жене коменданта, у которой в большой корзине хранились ключи от всех пустовавших камер и помещений. К каждому из ключей была привязана деревянная табличка, а на ней номер и назначение комнаты. Роясь среди ключей, тюремщик успел рассказать комендантше, что застал Андраша Гёбёйо без сознания и совсем уже при смерти. Когда он задал ему вопрос, жена Андраша даже посоветовала: "Догоняйте его на том свете". — "Э, нет, — возразил я, — не во мне дело, господин вице-губернатор приказал". Только я вымолвил эти слова, смерть сразу выпустила Андраша Гёбёйо из своих когтей. Открыл Андраш глаза и все как есть толком рассказал. "Ей-богу, теперь, он уже не умрет, потому как смерть, заслышав имя господина вице-губернатора, сама со страху через трубу улетела", — заключил тюремщик свой рассказ.

Госпожа Гёргей тем временем попросила деверя приготовить для нее питьевой воды и щепотку соли.

— А это еще зачем? — удивился вице-губернатор. — Пойди, Власинко, принеси кружку воды и пригоршню соли.

— Чтобы под руками все это было, — жалобно проговорила невестка. — Ведь, если он жив (тут она уже не выдержала и расплакалась)… самое лучшее дать ему сначала попить немножко соленой воды, а затем — слабого вина.

— Не плачьте, Мария! Возьмите себя в руки. Ведь эти люди не должны знать, о ком идет речь.

Власинко вернулся с водой и солью, а Балтазар с сообщением, что ключа на месте нет.

— Тогда ломайте дверь! Пришлите сюда несколько человек поздоровее. Пусть захватят с собой топор, лом! — приказал вице-губернатор, а сам, поддерживая невестку под руку, пошел вверх по лестницам. Балтазар с кружкой воды в руке и фонарем побежал впереди них.

Гулко отдавались шаги, гудели под ногами кирпичи, которыми был выложен пол в коридорах. По стенам и потолку поползли гигантские тени пришельцев. Когда процессия миновала квартиру комитатского секретаря и свернула в поперечный коридор, над их головами заметались омерзительные летучие мыши. В кладовых и шкафах, выстроившихся по обеим стенам коридора, резвились мыши, из всех этих вместилищ, где хранились старинные рукописи и документы о тяжбах и преступлениях давным-давно умерших людей, тянуло затхлым и плесенью. В одном из шкафов жалобно мяукала кошка. Несчастная забралась, вероятно, через открытую дверцу поохотиться на мышей, а сильный ветер, поднявшийся к вечеру, захлопнул дверцу, и она не смогла выбраться на волю.

— Где-то кошечка застряла! — промолвила госпожа Гёргей. Ее мягкое сердечко оставалось жалостливым даже в такую тяжкую минуту.

Но Пал Гёргей, ничего не отвечая, следовал за тюремщиком, который уже дожидался их у последней двери.

— Вот здесь! — негромко проговорил тюремщик. — Это точно.

Все трое остановились. Остальные еще были внизу, собирали инструменты. Наступила глубокая, прямо гробовая, тишина. Гёргей слышал, как стучит его сердце. Он так спешил сюда, а теперь, в решительный миг, побледнел и не вмел сделать последний шаг, готов был убежать прочь! Что-то ждет их там, за дверью?

— Как ты думаешь, Балтазар, очень крепка дверь-то? — прозвучал несмелый и такой жалобный голос, словно спрашивал ребенок, а не вице-губернатор Сепеша.

— Дубовая, — просто отвечал тюремщик. Он поставил фонарь на пол. Кружку с водой приняла от него госпожа Гёргей.

— А ну, попробуем! — сам себе сказал Балтазар, поплевал в ладони и могучим плечом навалился на дверь.

Госпожа Гёргей и вице-губернатор с замиранием сердца следили за попытками силача, ожидая его выводов (Балтазар по скрипу двери думал определить ее прочность). Но вместо скрипа они услышали только крик «ой», да увидели балтазаровы ноги, мелькнувшие в воздухе, — он влетел в комнату и во всю длину растянулся на полу, ибо дверь мгновенно, и без всякого сопротивления, распахнулась.

В глубине комнаты брезжил слабый свет. Приветливо гудел огонь в печурке. На ближнем к двери конце стола весело — поблескивала фляжка с вином, рядом с нею лежал витой калач и початый окорок. На другом конце сидели друг против друга двое мужчин и играли, по всей видимости, в кости или в «мельницу»; потревоженные неожиданным шумом, они недовольно вскочили… Одного из них вице-губернатор узнал без труда: комендант Гродковский. Другого же, здоровенного, как бык, тотчас же признала госпожа Гёргей. Это был ее законный супруг, Янош Гёргей.

Однако он настолько изменил свою внешность, что вице-губернатор изумился, увидев, как его невестка подбегает к какому-то незнакомому мужчине и бросается ему на шею.

— Значит, не умер! Жив?

— Ну, конечно!

Янош Гёргей весело обнял свою подругу жизни, на радостях даже слегка приподнял ее в воздух, а затем обвел всех живым взглядом, в котором так и сквозила ирония.

— Да нет, как же мне умереть! Перебиваюсь вот на горьком хлебе каторжника, — шутливо пожаловался он, взяв со стола лежавшую на листе бумаги жирную пышку, сунул ее в рот, быстро разжевал и запил вином из фляжки.