Издав нечеловечески вопль и обложив всех трехэтажным матом, Хайделл выбежал из бара. Несясь по пустым улицам, он все тер и тер правый глаз, а на ладони оставалось много крови. Подступала противным комком тошнота. И, наверное, страх. Остаться беспомощным, слепым или искалеченным — это неосознанный ужас всех «господ» черного города.
— Кто это сделал? — тут же спросил Алекс, когда Хайделл сам к нему приполз в их «штаб» на заброшенном складе. Отличное местечко, просторное и одновременно незаметное.
— По***! Не твое ***ое дело! — огрызнулся молодой бандит.
Хайделл попытался замахнуться на брата, чтобы стереть с его щетинистого широкого лица это выражение обеспокоенности. Да кто ж о цепных псах волнуется? Но главарь как всегда оказывался сильнее, поймал руку, скрутил. Но бить не стал.
Все тот же Алекс потом долго смывал с лица и глаза кровь, думал, что можно сделать, чтобы не перекинулось воспаление на оба глаза. А Хайделл уже не пытался сопротивляться, он копил злость, уже не на брата, а на паршивцев Джона и другого Алекса, которые решили, будто круче, будто у них больше прав на фигуристую шалаву Рози и дохлячку-Салли.
Вскоре Хайделл понял, что окосел на один глаз. Вроде на лице осталось их два, но правый затянуло белесой пленкой, это в дополнение к длинному шраму вдоль лба до середины щеки. Рожа с каждым разом становилась все более «неприметной», уродливой — самое оно для отрыжки ада на земле, под стать душе.
С тех пор бандит сделался в два раза злее, а с правой стороны — где он лишился обзора — к нему вообще с тех пор опасались подходить, а то он бил первым. На всякий случай. Ведь всегда существовала вероятность, что это враг. Даже большая, чем союзник. А понятия «друг» он никогда не ведал. Только враги, только месть.
========== 4. Безжалостно топчут… ==========
Но не услышат снега мольбы,
Люди были и будут глухи.
Безжалостно топчут они красоту,
Переломав снега мечту.
© Your Schizophrenia «Winter Requiem»
Салли ошивалась который день у своего парня — Алекса. Просто завелась в его квартирке, как бродячая кошка. Отец не заходил, но вроде не помер после того падения, копошился и буянил несколькими этажами выше.
У Алекса же периодически дрались бабка и его отец, тоже знатные алкаши. Но они хотя бы работали и периодически приходили трезвыми. Они посматривали на девушку с неодобрением, но когда она дала понять, что готова жить на свою зарплату и еще часть им и Алексу отдавать, то успокоились и перестали фактически ее замечать. Вроде сносно, вроде жизнь налаживалась.
Салли только боялась, что у нее раньше времени могут появиться дети. Что с ними делать, она не знала, понимала только, что никогда не посмеет убить, как это случалось с некоторыми. Но, кажется, общее хроническое нездоровье и преддистрофическое состояние мешали образованию новой жизни, как бы намекая, что этот сосуд-тело не походит. Может, так и лучше. Дети без любви — это грустно. А то, что она никогда не полюбит Алекса, Салли поняла еще с первой их ночи. Не потому что он чем-то обидел ее, а потому что и сердце, и тело вообще никак не отзывались, точно ощущения и мысли оглохли, одеревенели. И виной тому оказался не пережитый стресс до поспешного знакомства.
Просто… Может, и нет той любви, что в фильмах, нет тех принцев, что в сказках. Даже пожертвовать собой не за кого, хотя Салли казалось, что ей не хватило бы смелости. Она оценивала себя как преступную трусиху, которая способна испуганно отступить, когда придет самый ответственный миг, когда потребуется эта самая жертва. Или же… Какую в сущности жертву и во имя чего принесла та же Русалочка? Только себе жизнь искалечила, принцесса. Салли начинала ненавидеть свою любимую сказку, теряясь в серости будней, перебранок старухи с чужим отцом.
Девушка буквально слышала, как собственный разум медленно угасает в этой атмосфере. Вроде не очень страшно, рано или поздно это случилось бы, с ее-то окружением.
Алекс вел растительный образ жизни, не учился и не пытался даже подрабатывать. Только тусовался периодически с Джоном. Салли пыталась не думать, с какой радости Рози порекомендовала ей такой «подарок судьбы»; утешала себя тем, что Алекс словно бы защищает ее от Хайделла.
Последний некоторое время не проявлялся. И это настораживало Салли.
— Он будет мстить нам, — как-то упомянула зимнюю потасовку в баре девушка. К тому времени в Детройт уже несмело постучалась весна, поднимая из-под стаявшего снега первую траву и трупы пропавших без вести. Каменные громадины не менялись.
— За что? Не мы же драку начинали, — отмахивался парень, хлопая круглыми пустыми глазами. Как же она ненавидела этот бессмысленный взгляд снулой рыбы!
— Нет, я чувствую, теперь он будет мстить, — отвернулась порывисто Салли.