Черный граф

Закричал потерявший терпение капрал. Буаробер, выпрямился, будто вопль Дордо отрезвил его, вырвав из влажного, всхлипывающего состояния горечи, и вполне внятно ответил:

– Сегодня утром, настоятельница поведала мне, что какой-то господин, по-видимому, молодой блестящий дворянин, несколько дней назад, явился в святую обитель и, назвав условленную фразу – пароль, что лишило всяческих подозрений монахинь, увез мадемуазель Камиллу в неизвестном направлении.

В задумчивости, Дордо описал ещё несколько кругов по просторной кухне.

– Ты говоришь условные слова?

Лё Буа кивнул.

– А кто кроме тебя, знал эти слова?

Встревоженный приор уставился на слугу.

– Кто же? Метр Альдервейден, дядюшка нашей Камиллы.

– Но судя по описанию, в монастырь явился не аптекарь, не Альдервейден?

Безутешный приор обреченно покачал головой.

– Нет, это определенно не он.

– Тогда не рыдай, а припомни, кто ещё знал о пребывании девицы в аббатстве?

Предприняв безуспешную попытку, напрячь память, Буаробер вновь безнадежно закачал головой.

– Нет, не вспомню. Вероятно, более никто не был посвящен в эту тайну.

– Так не бывает Франсуа! Посуди сам, так не может быть! Вспоминай, быть может, ты кому-то обмолвился о девушке или назвал пароль?

Вдруг лицо «веселого аббата» прояснилось, и он воскликнул:

– Ну да, как же я мог забыть! Я всё, как на духу, выложил месье де Варду, лейтенанту кардинальской гвардии! Конечно, именно ему!

Но внезапно нахлынувшую радость, так же нечаянно сменило разочарование, долевшее приора.

– Что же это получается?

Обратился он, скорее, к самому себе, вопрошающе глядя на слугу.

– Значит это он, увез Камиллу? Он?!

Отказываясь верить в произошедшее, Буаробер завопил:

– Но это не возможно! Я не верю в это! Граф порядочный человек, дворянин, он не мог столь низко поступить, воспользоваться моей откровенностью и добрым к нему расположением!

Провозгласил Лё Буа, дав волю своей досаде. Капрал, искривив рот, злобно прошипел.

– В этом мире, нет ничего невозможного, мой доверчивый друг.

– Тогда я немедленно отправлюсь в Пале-Кардиналь, отыщу месье де Варда, и прилюдно провозглашу его негодяем и вором!

– Не вздумай даже мечтать об этом! Если не желаешь лишиться своей головы!

– Не смей перечить мне! Я твой хозяин!

От этих слов, толстяк сразу поник, и глубоко вздохнув, тихо произнес:

– Ах, вот как! А я думал мы друзья.

Он опустился на табурет, отрешенно глядя на угасающие угли в старом очаге.

Осознав, что взболтнул лишнего, Буаробер, придвинув стул, уселся рядом с Тео, положив ладони на колени, разглаживая ветхий бархат своих потертых кюлотов. Так, молча, казалось, боясь поглядеть, друг на друга, они просидели несколько минут.

– Ну, не сердись, Тео…

Наконец произнес приор, все ещё не глядя на слугу.

– Не сердись. Ну, взболтнул лишнего, с кем не бывает?

Вдруг капрал, неожиданно обернувшись к хозяину, доверительно произнес:

– Ты знаешь Франсуа, последнее время, когда я выношу твою ночную вазу, то испытываю чувство тревоги, глядя на её содержимое. Я полагаю, тебе следует быть более убедительным!

Взор изумленного Лё Буа, застал слугу, как не удивительно, вполне оправившимся от обиды.

– Но не сегодня, не сегодня, Франсуа…

Плут, для пущей убедительности, понял вверх указательный палец.

–…Сегодня тот редкий случай, когда следует подальше спрятать свои недовольства, переспав с ними несколько ночей. Потерпеть всего пару деньков. Я где-то читал, что нахлынувшая ярость, как и глубокая обида, наихудшие обстоятельства для ведения диалога. Как бы вы не желали высказать в лицо негодяю свои справедливые упреки, не следует этого делать в крайне возбужденном состоянии. Требуется выждать день, другой, всё взвесить и обдумать, и лишь тогда, успокоившись, во всеоружии, явиться к обидчику. Проблема сразу же приобретет иной смысл, а в голове наступит ясность и предупредительность, наилучшие спутницы для убеждений и справедливых требований. Тем более если утеснитель, грозный лейтенант кардинальской гвардии.

Не моргающий, исполненный удивления взор остекленевших глаз Буаробера, воспарил в небо, сквозь распахнутое окно, уже, казалось, не различая реальности, заблудился в причудливых узорах перистых облаков, медленно плывущих над залитым солнцем городом.

1 Пинта – старинная французская мера жидкости и сыпучих тел, равная 0,931 л.

ГЛАВА 7 (101) «Ошибка Миледи»

ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.