Черный граф

Время протекало неспешно, напоминая о своем движении набатом с колокольни Святой Екатерины. Улицы уже наводнились пешеходами, повозками, каретами и паланкинами, проплывающими по узкому лабиринту, отдаляя настороженный взгляд соглядатая, от интересующей его двери. Наконец звон колокола оповестил о наступлении полудня. Мужчина не двинулся с места, лишь оглядев узкое пространство улочки, что тянулась вправо и влево от калитки. Не обнаружив ничего, из того, что могло бы его заинтересовать, он достал из-за пазухи краюху черствого ржаного хлеба, разломил её на две половины, и, спрятав под полой плаща одну из них, жадно принялся за другую. Отобедав, незнакомец, глубоко вздохнув, слизал с ладони крошки, вновь погрузившись в ожидание. Прошло не многим больше часа, как человек, устремивший взгляд в толпу горожан, спешащих по улице со стороны крепостной стены, вдруг вздрогнул, и метнулся, укрывшись за углом, будто узрев кого-то, с кем встреча сулила смертельную опасность. Прерывисто дыша, он прижался к стене, казалось, размышляя над тем, как ему быть. Наконец решившись, наблюдатель, покинув укрытие, устремился навстречу офицеру, облаченному в алый плащ, кардинальского гвардейца. Разглядеть на парижской улице человека в столь пестром платье, не представляло ни малейшего труда, особенно если знаешь чего искать, поэтому наш соглядатай, не торопясь приближавшийся к гвардейцу, пристально наблюдал за ним, беспокойными зрачками отыскивая в толпе. Кардиналист, поравнявшись с калиткой, служившей всё это время объектом наблюдения нашего незнакомца, огляделся по сторонам, тут же заметив спешащего к нему молодца, закутанного в плащи, с надвинутой на глаза шляпой. Рука гвардейца скользнула под полу плаща, привычным отработанным движением нащупав рукоятку длинного стилета, а оценивающий недобрый взгляд, врезавшийся в неизвестного, будто невидимое препятствие, остановил его. Человек в плаще, приблизившийся к офицеру на расстояние нескольких шагов, сорвал с головы шляпу, поклонился и дрожащим голосом произнес:

– Мессир, прошу простить меня! Простить и выслушать, ведь вы есть ни кто иной, как Ваше Сиятельство, граф де Вард.

Дворянин, прищурив глаза, с ног до головы, взыскательно оглядел незнакомца. Догадавшись, что граф не признал его, несчастный вновь заговорил.

– Вы не узнаете меня? Я Гаспар, слуга господина де Сигиньяка!

– Ах, да! То-то, я смотрю знакомое лицо!

В знак доброго расположения, дворянин хлопнул слугу по плечу. Но вдруг улыбка исчезла с лица Гаспара, он, вытянув шею, как можно ближе приблизил губы, к уху де Варда, доверительно прошептав:

– Господин де Вард, у меня к вам важное дело, если вы направлялись в этот дом. Дом, который принадлежит графине де Бризе, если меня не обманули?

Граф больше с подозрением, чем удивленно, взглянул на слугу.

– Нет, не извольте беспокоиться,…я сам признаться, ужас как боюсь. Я, если вы позволите, хотел бы поведать вам одну историю,…а вы уж сами решайте, что со всем этим делать.

ГЛАВА 15 (109) «Аббатство Мобюиссон»

ФРАНЦИЯ. МОНАСТЫРЬ, БЛИЗ ГОРОДКА ПОНТУАЗ.

Близко к полудню, у ворот святой обители, цистерцианского монастыря Мобюиссон, что немногим более четырех лье к северо-западу от Парижа, остановился экипаж.

Возница, мужчина лет сорока, в темно-зеленом плаще, из тяжелой непромокаемой ткани, оглядел с высоты кучерского сиденья пустынную дорогу, что тянулась меж оградой аббатства и полоской молодого леса, после чего, кряхтя и причитая, спустившись на землю, приблизился к тяжелым монастырским воротам. Оглядевшись еще раз по сторонам, он дернул за конец грубой пеньковой веревки, привязанной к ржавому металлическому крюку, скрывавшемуся на высоте около двух туазов, в квадратное отверстие, проделанное в кладке древней каменной изгороди. Из-за ограды донесся негромкий звон колокольчика, очевидно, возвещавшего привратника о прибытии гостей, после чего за воротами, послышался едва уловимый шум, переплетающийся с приглушенными женскими голосами. Наконец раздался металлический лязг засова, предшествующий скрипу отворившегося оконца, прорезанного в толще ворот, где за мелкой решеткой появилось личико одной из «белых монахинь», как называют сестер цистерцианского ордена.

Сорвав с головы широкополую шляпу, кучер поклонился сестре-привратнице, и осипшим голосом промолвил:

– День добрый сестра.

Миловидное, будто восковое личико цистерцианки, вдруг коснулась ироничная улыбка, при виде грубого возницы, неуклюже пытающегося изобразить благочестие.

– Добрый, Слава милостивому Господу нашему.

Приветливо ответила она, перекрестившись.

– Простите Бога ради, имею просьбу к вам, от имени моего господина, которая и привела нас, двух усталых путников, в вашу Святую обитель.

Смиренно, теребя в руках старую шляпу, вымолвил мужчина. Не закрывшееся оконце, несомненно, свидетельствовавшее о неослабевающем внимании привратницы к просьбе незнакомца, заставили возницу заговорить скороговоркой.