– Монсеньор, неужели вы доверите сие важное дело столь ненадежным людям?
Кардинал с интересом взглянул на сюритенданта.
– Месье де Бутилье, смею вас заверить, надежными людьми могут называться лишь те, кто умеет скрывать свои мысли1
. И хотя невозможно, найти человека более презренного для христианина, чем высказавший эту мысль, трудно не признать её справедливой.– Я, монсеньор, к сожалению, не был знаком с шевалье де Ро, но этот де Сигиньяк, сущий дьявол! По всему видать, хитрец каких мало!
– А вы считаете хитрость пороком?
– Простите, Ваше Преосвященство, а разве вы иного мнения?
– Господин де Бутилье, у меня складывается впечатление, что мы говорим с вами о разных вещах. Что вы называете хитростью?
– Вы право ставите меня в неловкое положение, монсеньор. Неужели вы различаете каким-либо образом хитрость одного человека от хитрости другого?
– Да Бутилье, да и ещё раз да! Мне претит принимать за хитрость, обычную, вероломную глупость. Хитрость, которую, к слову, вы узрели в месье де Сигиньяке, это одна из граней ума, не иначе. Я не встречал ни одного глупого хитреца. Если дурак задумает хитрить, то от его плутовства, за туаз, разит разоблачением, я уж не говорю о том, что за сто лье можно разглядеть простоту и безысходность сего незамысловатого предприятия. По-настоящему хитрый человек обставит всё так, что оставит всех не у дел, и никто, при этом, не сумеет распознать подвоха, тем более заподозрить плута. Если вы когда-нибудь вознамеритесь кого-либо обмануть, сделайте это красиво, чтобы тому, кого вы обвели вокруг пальца, было приятно об этом вспомнить. Если же вы попадетесь – вы глупец, не иначе. Я отношусь с уважением к хитрецам, и полагаю хитрость виконта де Сигиньяка, поставленная нам на службу, несомненно, ещё принесет пользу.
1 «Надежными людьми могут называться лишь люди умеющие скрывать свои мысли» Сия фраза приписывается Иуде Искариоту.
ГЛАВА 14 (108) «Встреча на улице Сент-Катарин»
ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.
Яркое горячее солнце взошло над Парижем, оставив влажным сумеркам, до полудня, возможность скрываться в тени зданий и оград, с каждым часом отвоевывая их жалкие владения, тающие островки хмурой, ночной прохлады. Сонный город, с отступлением полумрака, наполнился цокотом копыт и грохотом экипажей, а так же голосами просыпающихся горожан, переносящимися, из тесных спален и столовых, во дворы, на улицы и площади. В этот ранний час, под сенью нависших над мостовой домов Сент-Антуан, со стороны Бастилии, по покрытому нечистотами и соломой булыжнику шел человек. Мужчина был закутан в старый выцветший плащ, и дырявую, надвинутую на глаза шляпу, не позволявшую разглядеть лица незнакомца. Добравшись до перекрестка, где за мрачной изгородью возвышались монастырские шпили, он свернул на улицу Сент-Катарин, и, замедлив шаг, направился к одному из особняков, чья черепичная крыша, видневшаяся над оградой, утопала в густой зелени фруктовых деревьев.
Добравшись до ворот украшенных парой островерхих башенок, подобных башням угрожающе торчащим над крышей дома, он осмотрелся, и, перейдя на противоположную сторону улицы, укрылся в сумраке арки, что вела в небольшой дворик. Прислонившись к жалкого вида стене из грубого камня, незнакомец, из-под обвисших полей шляпы, устремил взор на калитку в изгороди, окружавшей интересующее его здание, принадлежавшее графине де Бризе, и располагавшуюся примерно в полдюжины туазов от места нахождения наблюдателя. Безошибочный выбор столь удобной позиции для слежки, свидетельствовал о том, что мужчина явился сюда не впервые, за тем, чтобы подглядывать за особами, вознамерившимися посетить особняк графини, хотя до настоящего времени, сей короткий список составляли лишь слуги хозяйки дома, угольщик и несколько торговцев.