Войдя в помещение, где возле стола, устланного неизменной картой, стояли де Рошфор, де Бутилье и де Кавуа, очевидно, ожидавшие появления молодых дворян, де Сигиньяк и де База поприветствовали поклоном «красного герцога», сидевшего в молчаливом раздумье, у камина. Всё, на первый взгляд, было как обычно, и не предвещало беды, но…если хищный взгляд Рошфора не вызвал подозрений, то суровый взор добродушного Кавуа, выдавал определенную напряженность и недоброжелательность в отношении новоприбывших. Ришелье ни одним движением не выказав интереса к происходящему, неподвижно наблюдал за огнем, будто те, кто явился по его приказу, вовсе не интересовали его.
Комната погрузилась в тревожную тишину, нарушаемую лишь потрескиванием дров в камине. Из-за бархатного кресла, показался черный жирный кот, один из кардинальских питомцев, в сонном равнодушии оглядевший стоящих посреди комнаты людей. Не мгновения не колеблясь, животное, неторопливо и вальяжно, приблизилось к анжуйцам, и, обнюхав носки их ботфортов, что, казалось, лишь придало ему достоинства, удалилось за гобеленовую ширму, где принялось тщательно, со старанием, вылизывать лапки и живот. Наконец, очевидно сумев выпутаться из паутины тяжких размышлений, Ришелье вернулся к повседневной реальности, ожидавшей его в лице двух анжуйских дворян, пытающихся всеми силами, утаить молчаливую тревогу, вызванную столь странными обстоятельствами приема, так же, как до этого, срочным и внезапным приглашением в Пале-Кардиналь. Неохотно покинув кресло, министр, неторопливо направился к молодым людям, пристально глядя в глаза то одному, то другому. Остановившись в нескольких шагах от юных господ, он твердым ровным голосом, в коем ощущался привкус угрозы, произнес:
– Господа, не стану лукавить, в зависимости от ваших ответов будет принято решение, куда вы отправитесь – в Шатле, как узники, или по нашему поручению в Анжу.
Де База и Сигиньяк взволнованно переглянулись.
– Виконт де Сигиньяк, шевалье де База, ответьте, чистосердечно как перед Господом нашим, в какой мере вы были посвящены в личную жизнь погибшего господина де Ро, и насколько доверительно относились к этому человеку?
На лице Гийома возникло недоумение и растерянность, а душа переполнилась негодованием от одной мысли о том, что его верного друга, в чьей безупречности он не сомневался ни на йоту, подвергли каким-то нелепым подозрениям, происхождения которых он не понимает, и не желает сознавать. И хотя, ни в коей мере не представляя, в чём могут состоять обвинения Луи, даже не затруднив себя задуматься над этим, он тут же, с присущей себе горячностью, встал на его защиту.
– Монсеньор, мы знакомы с Луи, простите, с шевалье де Ро, что называется всю жизнь! Это не просто дружба! Это если угодно…ну, как объяснить? А Луи …Луи, это…
Эмоции захлестнули Гийома, смешав в голове все мысли, и лишив, на какой-то миг, внятности изложения. В его памяти пронеслись согревающие душу воспоминания о проведенных вместе годах, о детских шалостях, о провинциальных баталиях в родном Анжу, где плечом к плечу, с Констаном, Бертраном, Жилем и Луи, они отстаивали свои наивные, исполненные юношеского максимализма взгляды, и получали первые уроки жизни, а с ними воинские трофеи, в виде ссадин царапин и шрамов.
Ришелье, не получивший ответа на поставленный вопрос, впрочем, вполне удовлетворенный красноречивой реакцией прямодушного шевалье, проливающей свет на его искренне дружеское отношение к покойному, и являющееся, несомненно, более весомым признанием, чем любые слова, обратился к рассудительному де Сигиньяку.
– Виконт, вы не могли бы высказать менее пылкое мнение, и оттого, более вразумительное, которое удовлетворило бы меня, впрочем, как и всех собравшихся?
Не отрывая взгляда от де Сигиньяка, кардинал указал на стоящих у стола дворян.
– Ваше Преосвященство, шевалье де База, несомненно, прав, мы действительно знаем друг друга с самого детства. Нас было пятеро, пятеро друзей, которые проводили вместе всё свободное время, не давали друг друга в обиду, стоя до последнего один за одного, деля все горести и радости поровну. Де Ро – больше чем друг, он наша семья.
Заложив руки за спину, кардинал медленно подошел к окну.
– Пятеро. И кто же остальные двое?
Жиль глубоко вздохнул.
– Это погибший от испанской пули, сержант гвардии Вашего Преосвященства, шевалье де Самойль, и, слава Всевышнему, ныне здравствующий, помощник интенданта провинции Анжу, Бертран Бруно Мари Жозеф де Невиль, барон де Некруассон.
– Что ж, вполне приличная компания. Преданность месье Некруассона, как и погибшего де Самойля, не вызывают сомнений. Продолжайте виконт.
– Монсеньор, могу лишь добавить к сказанному, что ни я, ни месье де База, не допускаем мысли о том, что шевалье де Ро мог оказаться тем, за чьи поступки нам было бы стыдно. Уверяем вас, он до последнего мгновения жизни был предан французской короне, Вашему Преосвященству и нашей дружбе.